Окажись отношения с царицей единственной препоной на пути наведения железного порядка в пошатнувшемся государственном здании, Антипатр возблагодарил бы всех богов, угождая Олимпиаде во всем с сыновней почтительностью, даром, что старше ее почти на двадцать лет. Если бы только это... Войска пришлось распылить, усилив приграничные гарнизоны. На окраинах вновь зашевелились соседи. Били-били, не добили. Иллирийцы, казалось хорошо поученные год назад, вновь замечены неподалеку от горной филипповой крепости Пелион, торчавшей у них на границе, как кость в горле. До открытого нападения дело пока не дошло, но в намерениях битых князей, жаждущих реванша, сомневаться не приходилось. На востоке дела еще хуже: царь одрисов Севт, послушно приславший своих воинов Антипатру под Амфиполь согласно союзному договору, после битвы, как видно раскинул мозгами и осознал, что колосс стоит некрепко, а "падающего – подтолкни". Одрисы уже открыто выступили против Македонии, отрезав от Антипатра его стратега Зопириона с частью армии, расквартированной в Византие. Севт грозил начать осаду Амфиполя, расположенного в его землях, но пока тянул время, выясняя отношения с Афинами, которые так же претендовали на этот город, свою бывшую колонию. Конечно, раздоры в стане противника только на руку, но донесения лазутчиков, которые читал регенту Эвмен, наводили на мысли, что те, весьма вероятно, в этот раз договорятся. Пусть ненадолго – Македонии хватит. Волки могут передраться, но зарезанному барану будет уже все равно.
Антипатр поморщился: мысль про барана была особенна неприятна, сразу вспомнилось предсказание дельфийской пифии Филиппу:
"Видишь, бык увенчан, конец близок, жертвоприноситель готов".
Никому и в голову тогда не пришло, что увенчанный жертвенный бык – вовсе не Персия.
– Что еще?
Эвмен посмотрел на Демада, вальяжно развалившегося в складном кресле. Афинянин умудрился сбежать с десятью талантами золота, полученного ранее от царей за верную службу. Хоть и не довелось ему воспользоваться этими деньгами для укрепления собственного благосостояния, но выгоду он все равно с них поимел. Благодаря золоту, возвращенному изначальному владельцу, Демад оказался при дворе регента более чем желанным гостем, потому и вел себя так, словно находился у себя дома.
– Против Демада выдвинуто три обвинения, он лишен права произносить речи перед народом...
Афинян презрительно хмыкнул.
– ...и приговорен к штрафу в двадцать талантов.
– Это еще за что? – не стирая с лица саркастической улыбки, поинтересовался беглый оратор.
– Здесь не сказано. Но раз штраф, а не более суровое наказание, наверно из-за того, что ты уважаемый, не предоставил в Совет Пятисот отчет о своей миссии.
– "Более суровое"... А двадцать талантов – не суровое. И как-будто они горели желанием услышать тот отчет, лицемеры.
– Наверное, все же менее суровое, чем Эсхину.
– А что с ним?
– Приговорен к изгнанию.
– Вот, как раз он легко отделался, – хохотнул Демад, – а Фокион что?
– Ничего.
– Совсем?
– Совсем.
– Везучий старикан, – сморщил нос афинянин.
Антипатр мрачно переводил взгляд с одного на другого, облокотившись на походный стол и обхватив виски ладонями и не говоря ни слова. Эвмен раскрыл очередную табличку.
– Письмо от Кассандра.
– Почему сразу не сказал?! – взвился регент, – тебе что, все эти афинские судилища важнее?
– Это письмо ничем не отличается от его же предыдущего. Твой сын просит подкреплений.
– Подкреплений?! – рявкнул Антипатр, – ему десяти тысяч мало? С фракийцами, сопляк, справится не может?!
– Ходят слухи, что к Севту бежал Филота с остатками сохранивших ему верность.
– И что? Три человека прибежало – Севт невероятно усилился? Где я возьму подкрепления? И чем сам воевать буду? У меня тут четырнадцать тысяч человек, а там, – регент ткнул пальцем на юг, – за Вратами сидят тридцать тысяч эллинов. Если не больше!
– Так что ответить? – спросил Эвмен.