Но при всем при этом я не чувствовал исходящей от нее вражды. Она удивительно стойко перенесла известие о том, что весь этот мир, включая и ее саму — мое творение. Она не возненавидела меня за то, что я создал ее просто ради утоления каких-то своих потребностей… Она действительно любила меня, и в тот момент, сидя в летящей к грани мира машине, она, наверное, вела оживленный спор сама с собой. Решая, достоин ли я ее любви…
И в этом споре победила та Саша, что любила меня не смотря ни на что! Но об этом я узнал лишь несколько часов спустя…
Пейзаж вокруг нас не менялся. Голубое небо, по которому проносились редкие облака, тоже было неизменным, и ничто не могло служить ориентиром на нашем пути к грани мира. Ничто пока не предвещало появления этой черной стены, вселяющей ужас…
Глядя на спидометр, меланхолично отсчитывающий километры, я прикидывал в уме, сколько же осталось до того момента, когда безжизненная степь вокруг нас превратится в мертвую?
Грань миров находилась примерно в сотне километров от Молчановки. В сотне километров пустой дороги, окруженной голой степью, и это при том, что в Медянской области, как и вокруг любого другого города, деревеньки и поселки должны были попадаться через каждый десяток километров! Сто километров пустынной дороги, вдоль которой не попадалось ни единого знака или указателя.
Рай для автолюбителя! Ни ограничения скорости, ни населенных пунктов, ни надоедливых ГИБДДшников.
Но примерно за десять километров до грани миров начиналась иная земля, иная степь. Не просто безжизненная — мертвая! Мне представлялось, что когда я загадывал, в какой мир хочу попасть, из пустоты, вдруг, возник клочок реальности, и от него во все стороны, подобно волне от брошенного в воду камня, стала разбегаться высокая черная стена грани миров. И там, откуда она отступила, возникал мир «Безмолвного Армагеддона», пустой мир, принадлежащий лишь мне и Саше… Но затем скорость движения этой волны стала затихать, и мир, обнажившийся после того, как волна схлынула с него, уже не был живым. Он навевал ассоциации с синим сморщенным тельцем мертворожденного ребенка, которого высшие силы вытолкнули из чрева матери, забыв вдохнуть в него жизнь…
Мир в десятке километров от грани миров был мертворожденным, и если верить спидометру, то мы уже должны были бы пересечь его границу… И более того, вдалеке уже должна была показаться проклятая черная стена, от одной мысли о которой волосы на моей голове начинали шевелиться.
Дорога была все такой же ровной — ни следа трещин в асфальте, по которым я ехал в прошлый раз. Степь вокруг была все такой же живой — по обочине уже даже зеленела ранняя апрельская трава, решившая, что конец апреля — это уже начало лета.
Я вновь и вновь и вновь сверялся со спидометром, проверяя, на сколько мы отъехали от Молчановки. 95 километров, 99… Наконец даже Саша заметила мое беспокойство, спросив, в чем дело. Я ответил ей, попытавшись объяснить, что мы давно должны были упереться в черную стену, но не успел закончить предложение.
Что-то бросилось мне в глаза, и раньше, чем мое сознание поняло, что я вижу перед собой, подсознание уже заставило ногу со всего маху нажать на тормоз. Нас бросило вперед, и я больно ударился грудью о руль. Даже не удосужившись посмотреть, как там Саша, я выскочил из машины и, пробежав пару десяток метров назад, наклонился к земле чтобы поднять то, что я заметил каким-то чудом, несясь вперед на скорости больше сотни километров в час.
— Что там такое? — испуганно спросила Саша, подходя ко мне.
— Гильза! — воскликнул я, дрожащими руками поднимая с асфальта маленький металлический цилиндрик, — Автоматная гильза от МОЕГО «Калаша»!
Больше слов не требовалось. Саша поняла все и так!
Здесь я выпустил целую обойму в грань миров, из которой ко мне тянулись покрытые язвами руки уродов. Здесь я застрелил одного из них, перешедшего эту грань и оказавшегося в этом мире, который я уже начал считать своим.
Здесь, у меня под ногами, были рассыпаны десятки этих маленьких цилиндриков, когда-то заключавших в себе смерть, а значит здесь, всего в паре метров от этого места, должна была находиться черная стена, переливающаяся голубыми огоньками. Но ее не было!
— Ты говорил, что мир вокруг тебя был мертвым? — спросила Саша, оглядываясь по сторонам. Вокруг царила степь. Обычная для Сибири степь с редкими низкорослыми деревцами… Я даже помнил одно из них — в нескольких метрах от дороги стояла карликовая береза, больше напоминавшая скелет. Теперь на ней появились листочки!
— Был… — обреченно сказал я, — Даже асфальт под ногами был потрескавшимся, и рассыпался в крошево, стоило поднять его кусочек. Здесь все было мертвым, мертворожденным! Или уже умершим, или еще не доделанным. И здесь была грань миров…
Я мог ошибиться в расстоянии. Мог, наконец, поехать и вообще не той дорогой! Но гильзы, рассыпанные по земле, красноречиво свидетельствовали о том, что именно здесь я стрелял в уродов, а значит именно здесь должна была стоять черная преграда, отделявшая этот мир от чего-то еще.
— В чем тогда дело? — спросила Саша, нагнувшись, чтобы подобрать с земли еще одну гильзу…
Это было как в кино! Как в дурацком фильме ужасов! Когда Саша нагнулась, за ее спиной я увидел урода. Это омерзительное существо стояло от силы в метре от нее, и раскачивалось из стороны в сторону, будто находилось в трансе…
— Саша… — прошептал я одними губами, — Не двигайся!
Автоматы остались в машине — я был слишком взволнован увиденным, чтобы думать о них, ну а Саша — слишком взволнована моим поведением. Мы были безоружны, не ожидая нападения посреди пустынной степи… Где пряталась эта тварь? Лежала в сухой траве сразу у обочины, зарывшись в прошлогодние пыльные стебли? Или урод и не думал прятаться, а я просто не заметил его, думая о своем?
Но сейчас все это было не важно… Урод стоял позади Саши и ухмылялся мне своей жуткой улыбкой мертвеца. Широкие глаза, тонкие конечности, неровные зубы, вросшие, казалось, не в десны, а прямо в губы — это существо практически полностью повторяло облик того, с которым я встречался здесь же несколько дней назад. Отличия были, но незначительные. Отсутствовал костяной нарост на лбу, запомнившийся по мне перовой встрече, и еще этот урод отличался от моего первого знакомого ростом. Тот был на пару сантиметров выше меня, а этот же с трудом доходил мне до груди. Урод-лилипут, или урод-малолетка?
— Не оборачивайся! — прошелестел я Саше, но она уже посмотрела через плечо, и вскочила на ноги со сдавленным криком.
Урод мотнул головой, его длинные руки, плетьми висевшие вдоль туловища, взлетели вверх, не то в приветственном салюте, не то в жесте «Сдаюсь», и, все также раскачиваясь из стороны в сторону, он двинулся к нам.
— В машину! — во весь голос крикнул я, и Саша, сорвавшись с места, бросилась к джипу. Урод, будто пробудившись от своей медитации, с поразительным для такого нескладного существа проворством, бросился ей наперерез, не то скаля зубы, не то ухмыляясь во весь рот.
Пожалуй, впервые за все время, проведенное здесь, я поблагодарил зазеркалье за то, что оно не отказало мне в просьбе сделать меня в этом мире суперменом. Половинная гравитация, ранее только раздражавшая меня (в конце концов я привык плотно прижимать ноги к земле и делать шаги в пол силы, но иногда это здорово нервировало), наконец-то стала жизненно необходимой.
Я оттолкнулся ногой от асфальта, срываясь с места со скоростью, недоступной даже олимпийским спринтерам. За те мгновения, за которые Саша пробегала метр, я пролетал четыре, едва касаясь ногами земли… Урод успел среагировать на меня, успел увидеть мое движение, но больше не успел сделать ничего! Моя рука со всей силы вонзилась ему в солнечное сплетение, увязнув в его плоти, оказавшейся мясистой будто трижды пропущенный через мясорубку фарш. Мой кулак остановился только тогда, когда наткнулся на кости, и я не был уверен в том, куда я ударил его — по ребрам, или по позвоночнику…