– Я ему пытался объяснять, но он меня и слушать не хотел! – в сердцах выговаривался Безлюдный. – Ненавижу я их всех, ненавижу!
– Тихо, тихо, дурак ты этакий! – зашипела на него Ольга. – Ненавидит он. А есть и пить любишь?
Парировать было нечем, и Иван примолк. Но разговор запомнился обоим и последующие несколько дней оба ходили и будто присматривались друг к другу.
Планы, само собой, у каждого были свои… Ольга Сергеевна уже давно понимала, что братству не хватает молодой крови. Средний возраст членов организации был весьма солиден, а из молодых, да и то весьма относительно, был лишь один Роман Тропинин, который совсем недавно закончил институт и работал инженером в каком-то конструкторском бюро, название которого Ольга никак не могла запомнить. Ко всему прочему Ольге Сергеевне казалось, что окружающие ее мужчины стары для нее и в интимном плане, и молодой любовник был бы как нельзя кстати. Роман на эту роль никак не подходил, ибо был дурен собой и вообще имел внешность скорее отталкивающую, нежели располагающую к амурным отношениям. Иван же, напротив, был хорош и вызывал у Ольги Сергеевны целый каскад переживаний определенного толка.
Она встретила его на вокзале, где он обитал последние несколько дней и предложила пойти к ней. После недолгих раздумий Безлюдный согласился, так как голод оказался в тот момент сильнее его гордости. Это теперь он сидел за круглым столом и мнил себя богочеловеком, а тогда… Тогда он засеменил за ней, что-то жалобно мямля про тяготы вокзальной жизни. Оказавшись дома, Ольга Сергеевна первым делом отправила Ивана в ванную комнату, а сама наспех выложила на стол имеющиеся дома продукты и осталась дожидаться гостя на кухне…
Спать Олегу совсем не хотелось, хотя часы показывали второй час ночи. Глаза болели от монитора, а во рту была неприятная сухость. Но пить что-либо желания не было, поэтому от чайной церемонии Олег отказался, решив, что правильнее всего сейчас будет лечь спать. Он выключил компьютер, стянул джинсы и завалился на так и не застеленный с утра диван. Холостяцкие привычки уже начали укореняться в его сознании, а потому таким пустякам, как не убранная кровать или полная раковина не мытой посуды не слишком занимали его мысли и уж точно не мешали нормальной жизнедеятельности. По крайней мере, так как он ее себе представлял.
Ночь выдалась лунная, а потому, несмотря на выключенный свет, в комнате было довольно светло. Олег, поворочавшись, и дождавшись, когда глаза окончательно привыкнут к полумраку от невозможности заснуть принялся рассматривать свою комнату, отмечая про себя, что в темноте знакомые до боли предметы выглядят совсем не так, как при свете солнца. Мысль о солнце тут же заставила вспомнить его о рассказе деда про странную оккультную организацию и про историю, произошедшую с ним на фронте. Но затем он машинально переключился на свой роман и заснул уже обдумывая возможные сюжетные повороты, которые ему еще только предстояло описать.
Проснулся Олег от назойливого стука. Присев на диване, он попытался определить источник его происхождения и довольно скоро понял, что стук доносится откуда-то снаружи, но звук направлен явно в сторону его квартиры. Олег торопливо встал с дивана, всунул ноги в тапки и подошел к окну. Но подход этот ровным счетом ничего не прояснил, так как ничего подозрительного Олегу обнаружить так и не удалось. Никаких птиц в районе окна не наблюдалось (а именно на них Олег в первую очередь и возвел напраслину), но стук все никак не прекращался.
Методичные ровные удары эхом отдавались в комнате, как будто кто-то выверенными ударами совершал механические труд.
Что за черт? – выругался Олег вслух. – Станок что ли дома кто-то установил?…
На этой версии он и решил остановиться – ничего другого в голову просто не приходило. Ремонта из соседей вроде никто не затевал, да и стук был слишком четким и монотонным – если бы кто-то орудовал молотком, то эффект явно был бы другим. Наспех позавтракав, Олег снова принялся за работу. Но стук все продолжался. Когда Олег уже собрался выйти из квартиры и пройтись по подъезду, попытавшись из какой квартиры все-таки исходят эти монотонные удары, стук внезапно прекратился. Сначала Олег подумал, что ему это показалось – уж слишком неожиданно удары перестали донимать его. Он несколько минут постоял в коридоре, в ожидании возможного продолжения этого странного звукоизвлечения, но удары не возобновились, а потому Олег вернулся за компьютер и начал писать.
Смолин ехал по ночной Москве, мысленно проговаривая про себя все возможные варианты предстоящего разговора. Страха он не испытывал, но какое-то неприятное чувство все же зудило внутри, не давая полностью расслабиться и сосредоточится на грядущей встрече. Что он знал о Львовой? Немного, как, впрочем, и все остальные… Скупые данные, которые содержала оперативка на нее мало что проясняли. Год рождения точно не известен. Происхождение – тоже. Ходили слухи, что она состояла в родстве с князем Львовым, который когда-то стоял во главе дворянского собрания Владимирской губернии. Но Смолину эта информация казалась весьма сомнительной. Еще в тридцатом, когда ему было поручено обеспечить перевоз Львовой из Ленинграда в Москву, соответствующие отделы ОГПУ наводили справки на этот счет, кого-то даже высылали во Владимир – покопаться в архивах. Но, как он сейчас припоминал, насчет родства с кем-либо из князей Львовых так ничего прояснено и не было. Машину носило из стороны в сторону. Смолин на несколько секунд вышел из оцепенения, и прикрикнул на молоденького лейтенанта-водителя:
– Сбрось скорость!
– Слушаюсь, товарищ старший майор, – отозвался водитель, и машина замедлила ход.
Почувствовав себя спокойнее, Смолин вновь окунулся в свои воспоминания…
Когда весной тридцатого его срочно вызвал к себе Нарком, он не имел даже предположений, зачем понадобился непосредственно руководству комиссариата. Мысли в голове вертелись самые разные, но нечего определенного на ум так и не приходило. Нарком не стал долго испытывать его терпение и сразу перешел к делу: