Имидж такой.
– Имидж, говоришь? – напрягся Жмыхов. – Сейчас по морде вмажу, будет тебе имидж!
Константин вжался в стул и приготовился закрывать лицо руками, чтобы хоть как-то смягчить удар.
– Да не бойся. Не обижу, – смягчился капитан. – Пошутил.
– Эхе-хе-хе, – то ли заблеял, то ли засмеялся Константин, ужасно напоминая в ту минуту актера Яковлева в роли царя Грозного в небезызвестном фильме режиссера Гайдая. 'Идиот', – подумал Жмыхов, но вслух сказал:
– Пользы от тебя, что от козла молока. То есть никакой. Вали отсюда.
– Слушаюсь.
Константин вскочил со стула как ошпаренный и попятился к двери, затравленно глядя на старшего брата, который, впрочем, потерял уже всякий интерес к своему родственнику, и сидя за столом, безучастно смотрел на стену напротив, на которой ровным счетом не было ничего, кроме следов от пары прибитых комаров.
Как только дверь за братом закрылась, Жмыхов выругался матом, сам не понимая зачем, и принялся, в силу возможностей, анализировать полученную информацию и сопоставлять факты.
По его раскладам получалось, что вина Олега практически была доказана. Во-первых, и это было самым главным в умопостроениях капитана, Вязенский-Крит сам себя выдал, спросив у него про кражу книг. То, что это произошло до самого факта кражи, Жмыхова совершенно не смущало, так как по его разумению Олег таким образом, возможно, что называется, прощупывал почву.
Следующий факт, явно свидетельствующий против Олега, состоял в том, что он был писателем, а, следовательно, книги его интересовали в плане профессиональном.
Из рассказов брата Жмыхов понял, что писал Олег до последнего времени про каких-то чеченцев, похищавших людей, а, следовательно, в бандитской тематике разбирался.
Жмыхов до конца не был уверен, сам ли Олег брал квартиру Смолина или нет. Ясно было одно – в сообщницах у него была некая баба по фамилии Дольская. Хотя какая там к черту Дольская. Назваться она могла как угодно, хоть богоматерью. А парнем мог быть и сам Вязенский… Но вряд ли, с другой стороны – не до такой же степени он простофиля, чтобы самолично идти на дело и при этом даже не пытаться скрыть свое лицо, живя в паре кварталов от жертвы. Значит, подельники.
– Надо брать, – сказал сам себе капитан, и рука его автоматически потянулась к кобуре.
Французы, в массе своей, выглядели подавленными и деморализованными. На князя Вязенского они смотрели без ненависти, но в их глазах князь читал боль от поражения, принесшего им это унижение русско-прусского плена.
– Comment allez-vous? – спросил он у одного из пленных.
– J'ai un malaise. Aidez-moi, s'il vous plait. Appelez un medecin… – слабым голосом отозвался француз.
– Que vous arrive-t-il? – нотки сострадания появились в голосе князя.
– J'ai mal au coeur, j'ai mal a la au ventre – ответил пленный.
Вязенский вернулся к дежурившему у входа в загон для пленных солдату и приказал ему срочно позвать врача, а сам продолжил свой маршрут. Но не успел он пройти и двадцати метров, как услышал за спиной:
– Quelle heure est-il, s'il vous plait? – il est sept heures pass?es – ответил Вязенский, раскрыв свои карманные часы.
– Спасибо, – поблагодарил француз по-русски, но с заметным акцентом.
Вязенский тем временем рассматривал обратившегося к нему человеку. Судя по его форме, он был в звании генерала, что смутило князя, так как пленных столь высокого ранга обычно не держали вместе с рядовыми.
– Как вы здесь оказались? – высказал свое недоумение Петр Алексеевич.
– Я в плену, князь, – чуть заметно улыбнулся француз. – Вас что-то удивляет?
Вязенский оценил иронию французского генерала, но все же решил настоять и добиться ответа.
– Я имел ввиду, почему вы вместе с рядовыми? – уточнил он свой вопрос.
– Это мой долг – быть со своими солдатами до конца, – с честью ответил генерал.
– Похвально, – оценил его ответ князь. – Но я думаю, вам здесь не место. Я распоряжусь о вашем переводе в более подходящие вашему положению un site pittoresque.
– Что ж, – генерал опустил глаза, давая понять, что подчиняется воле победителя.
Вязенский тут же приказал отконвоировать пленного генерала в специально разбитую палатку, а сам, решив, что разговоров с французами с него пока достаточно, покинул место расположения пленных.
Смеркалось. В районе пол десятого, молодой князь решил навестить генерала – отчасти от скуки, отчасти из любопытства. Войдя в палатку, он застал француза в согбенной позе, сидевшего на небольшом табурете, сколоченном солдатами, и писавшего что-то при тусклом свете свечи.
– Позволите? – известил вопросом Вязенский о своем присутствии.
Генерал оторвался от листа, резко обернулся и тут же встал на ноги, почтенно склонив голову.
– Конечно, князь. Признаться, я вас ждал.
– Меня? – Вязенский вопросительно смотрел на француза.
– Вы мне сразу показались личностью интересной, князь. Большинство ваших не отличается манерами, не смотря на высокое положение. Grossi?ret?, suffisance.
Впрочем, это слишком высокомерно с моей стороны… – генерал извиняющесь улыбнулся.
– Отчего же, – рассмеялся Вязенский. – Вы верно говорите, мсье…
– О! Я не представился! pardonnez-moi cet oubli! – француз вытянулся как струна и назвал себя: – Этьен Женар, генерал, 11-й пехотный корпус.
Вязенский вновь разразился хохотом.
– Так это мы вас, оказывается, в пух и прах разнесли на Яуэре! Что же вы не в Бунцлау с вашим доблестным маршалом?
Женар, казалось, совсем не обиделся на столь насмешливый тон князя.
– Не знаю, князь, что вам и ответить… par les caprices du destin.
Тут уже Вязенский спохватился, что не представился французскому генералу и быстро исправил свою оплошность.
– Откуда вы так хорошо знаете русский, мсье Женар? -полюбопытствовал Вязенский.
– Всегда интересовался вашей страной, князь… – не в давай в подробности ответил француз. 'Без секретного ведомств здесь, вероятно, не обошлось', – отметил про себя князь, а вслух сказал:
– Вы что-то писали, когда я вошел. Может, мне удалиться и не мешать вашим занятиям?
Генерал запротестовал, но Вязенский решил соблюсти правила приличия, а потому извинился и вышел из палатки.