– Что случилось, Юра? – невысокого роста человек шел рядом со Смолиным, заложив руки за спину.
Смолин вытащил из-за пазухи пальто фотографию.
– Видел такие?
– Хм, – знакомый Смолина разглядывал снимок. – Откуда это у тебя?
– Нашел у своего сотрудника. Бывшего…
– Бывшего, – переспросил идущий рядом человек.
– Он умер.
– Понятно. Считаешь это по нашей части?
– Не знаю, – ответил Смолин. – Странная фотография. Сделана явно не у нас.
– Вижу, – подтвердил слова Смолина собеседник.
Человек, шедший рядом с Юрием Андреевичем, был, как и Смолин, сотрудником НКВД.
Но по роду своей деятельности дело он имел именно с иностранным контингентом, так как служил в ИНО НКВД и был профессиональным разведчиком. Звали человека Павел Иванович Шпагин.
– Как там у вас дела? – спросил Смолин.
– Также, – ответил Шпагин не отрывая глаз от снимка. – Поэтому связь держим по старому. Сам понимаешь…
– Понимаю, – вздохнул Смолин.
– А у вас как? – безо всякой интонации сказал Шпагин, словно на самом деле ответ его совершенно не интересовал.
– Тоже самое. После того, как в прошлом году расстреляли… – он осекся, решив не называть вслух фамилию бывшего начальника своего подразделения. – Короче, чистить продолжают.
– Так может это, – Шпагин кивнул на фотографию, – как раз из той самой оперы?
– Я думал об этом, Паша, но как-то слишком изощренно это… Я не того полета птица, чтобы со мной возиться. Захотели бы – арестовали и поминай как звали.
– Резонно. – согласился Павел Иванович. – А что за круги на обратной стороне.
– А это, собственно, и есть суть истории…
Смолин рассказал все, что он знал о 'Трехкружии'. Ко всему прочему, накануне в своей личной библиотеке он наткнулся на труд некоего аббата Саминьона, изъятый им несколько лет назад при обыски квартиры одного видного московского последователя розенкрейцеров, в котором, неожиданно для себя, нашел пару страниц на интересующую его тему.
– Что же, резюмировал его рассказ Шпагин. – Исходя из того, что ты мне, Юра, здесь поведал, вырисовывается вполне определенная картина. Не мне тебе рассказывать, что еще в прошлом веке большинство так называемых тайных, или, если хочешь, мистических организаций так или иначе были связаны с разведкой…
Похоже, это твое 'Трехкружие' не исключение… Видимо, твой Локиев действительно что-то откопал, за что и лишился жизни. В разработке кто-нибудь уже есть?
– Ищем, – скупо ответил Смолин. – По нашим данным Дольская, о которой я тебе только что говорил, была у них за главную. Но теперь она мертва. Мои источники уверяют, что это было какое-то ритуальное самоубийство…
– Или хладнокровное убийство, при этом прекрасно инсценированное, – со смешком добавил Шпагин.
– Или так, – согласился Смолин.
– Мда… подкинул ты, Юра, задачку. – Шпагин вернул Смолину фотографию: – Пока держи у себя. Со своей стороны обещаю разузнать что смогу про твоих мистиков.
Может, что у нас и проходило.
– Спасибо, – Смолин протянул руку для прощания.
– Не за что пока.
Отгремел салют победы. Солдаты возвращались домой, надеясь найти своих родных и близких в целостности и сохранности. Рядовой Палин, отставший от своих ввиду ранения и оказавшийся в госпитале, встретил самый важный майский день лежа на больничной койке. Но радость от окончания войны была у него с привкусом горечи: все, кого он так или иначе мог причислить к своей родне погибли в кровавой мясорубке безумной бойни первой половины сороковых-роковых. Возвращаться ему было некуда.
Визит Сергея Вязенского его обрадовал и удивил одновременно. Ему казалось, что связь с боевым товарищем потеряна навсегда, но вот он стоял перед ним, улыбался и был так же рад встрече.
– Как ты меня нашел, Серега? – смеясь спросил Эдуард, когда друзья закончили обниматься.
– Навел справки в том городишке, где тебя ранило – там и сказали, куда тебя направили лечиться!
– Ну здорово! – не мог нарадоваться Эдуард.
– Здорово! – вторил ему дед.
А потом они проговорили до позднего вечера, и Сергей Тимофеевич посвятил своего боевого товарища в тайну вековой борьбы между двумя тайными обществами, призвав Эдуарда выступить на его стороне, став его защитой на долгие года.
– Признаться, – Палин говорил совсем тихо, – я не очень-то тогда во все это поверил. С годами вера пришла, но до последнего времени все все равно казалось мне своего рода игрой – ведь все эти годы ничего не происходило. И вот началось…
– Так что же дед молчал!? – вырвалось у Олега, когда Палин закончил.
– Он до последнего не хотел втягивать в это тебя. До последнего… Сам он ведь всю жизнь пожил рядовым инженером, храня в себе этот груз, а ведь еще на войне все знал, когда этого Новикова убили. И в глубине души он надеялся, что все кончено, что борьба закончена…Я сотни раз говорил ему, чтобы он все рассказал тебе, чтобы ты был готов. Но все вышло так, как вышло… – Палин сокрушенно покачал головой.
– Но почему вы вышли из тени, если можно так выразиться? – спросил Олег.
– Это была моя роль. Изначально. Мы все знали пророчество. Прошло семьдесят лет с тридцать восьмого года. И заклятый враг начал писать книгу о трех кругах…Ты начал ее писать.
– Но я, я не понимаю.. – Олег чувствовал, что обрушивающиеся на него знания окончательно лишают его сил как духовных, так и физических.
– Это сложно понять, Олег. Никто не знал как это будет.
– Но почему дед не рассказал вам все еще на фронте, когда вы получили то странное письмо?
– Думаю, он проверял меня. Проверял, насколько можно мне доверять.
– Но кто такой Новиков он знал с самого начала? – решил уточнить Олег.
– Нет, – покачал головой Палин. – Не знал. Он знал тайну, но кто такой Илья Ильич узнал только после его смерти, когда пришло письмо. Дальше в дело вступила организация, объяснившая твоему деду как найти Книгу.
– Книга была у Новикова? – Олег вытаращил глаза. – Но я же писал, что она была у Марченко…то есть…тьфу, бред какой-то – Была, но попала к Новикову. Твой дед понял, что не случайно попал с ним в одну дивизию – Новиков должен был за ним присматривать.