Смолин не ошибся. Обширные связи Динтлер с около оккультной московской публикой, по истине, оказались выше всех ожиданий. Во-первых, некоторое знакомые остались у нее еще с дореволюционных времен. А, во-вторых, за время работы в кинотеатрах у нее появились, что называется, постоянные клиенты. Часть из них, по ее словам, ничего из себя не представляла – то были служащие, чей интерес к оккультизму носил настолько мещанский характер, что самой баронессе было неприятно говорить о них. Но были и другие…
Благодаря Динтлер Смолин вошел в оккультным мир Москвы двадцатых годов, она стала его поводырем, его наставником. Смолина с первых минут удивила покорность баронессы. Он ожидал, что она хотя бы ради проформы попытается выставить его, откажется даже разговаривать. Но вышло все наоборот – пожилая женщина впустила его в свое жалкое убежище, проводила в комнату, которая числилась за ней в тесной коммунальной квартире, предложила чай. Смолин вглядывался в баронессу, и с каждой минутой ему становилось все больше и больше не по себе. Эта невысокая женщина с остатками былой горделивой осанки и красоты лица, смотрела на него прямо, не пряча глаза. Да, он привык к другому. Он привык, что от одного названия ведомства, в котором он работал, люди испытывали священный трепет, неминуемо переходящий в страх. Но здесь он не наблюдал ничего подобного. Здесь все, скорее, было наоборот. Страх начинал испытывать он сам. После получасовой беседы с баронессой Смолин убедился, что перед ним сидит, по меньшей мере, незаурядный человек. Она словно читала его мысли, будто видела его насквозь. Он не успевал задать вопрос, а она уже отвечала на него, каждый раз опережая его на шаг, а то и на два. Смолин был потрясен.
Свое непротивление сотрудничеству с ЧК баронесса пояснять не стала, как Смолин не пытался выяснить ее мотивацию. Она просто сказала, что поможет своими знаниями, если это потребуется. А именно это от нее и требовалось…
Баронесса встретила его как всегда доброжелательно, хотя о своем визите он не предупреждал. Смолин объяснил себе это тем, что просто старушка всегда рада посетителям, скрашивающим ее одиночество. Впрочем, своим объяснением он, как обычно, остался неудовлетворен.
– Что привело вас, Юрий Андреевич, ко мне на это раз? – наливая чай, начала разговор Динтлер.
– Давайте сначала напьемся чаю, Инесса Карловна, – с улыбкой ответил Смолин. – Дела подождут. Лучше расскажите как ваше здоровье?
– Пока не жалуюсь, хотя сами видите, как приходится питаться, да условия вокруг… – она обвела комнату взглядом и грустно улыбнулась.
– Ну-ну-ну, будет вам, – подбодрил ее Смолин. – Вы все же живете в отдельной комнате, а я вот с соседом ючусь, да и метраж у меня поменьше.
– Ну, это временно, Юрий Андреевич…
Смолин промолчал, так как в очередной раз до конца не понял, что ему хотела сказать баронесса – то ли просто обнадеживала, то ли предсказывала. Спрашивать он не стал – это было правилом: не влезать в мистику самому. Ни при каких обстоятельствах.
Тем временем чай был допит, и Смолин, спросив разрешения закурить (хотя заранее знал, что можно), перешел к делу:
– Инесса Карловна, я приехал поговорить с вами о 'Трехкружии'.
На лице Динтлер появилось удивленное выражение.
– Я думала, эта тема уже исчерпана, Юрий Андреевич.
– Я тоже так думал, но, как выяснилось, некоторые нюансы остались. Сегодня ночью к нам поступил звонок. Звонила женщина, сказала, что мы рано сделали выводы. Я хотел спросить у вас, Инесса Карловна, знаем ли мы все или вы знаете чуть больше?
Он улыбнулся, и получил улыбку баронессы в ответ.
– Я рассказала вам все, что знала.
– Но, может, что-то подзабыли?
– Вы же знаете меня, Юрий Андреевич. Разве я вас подводила за годы нашей дружбы?
Слово 'дружба' резанула Смолину слух. Он как-то никогда не задумывался над истинным характером своих отношений с этой пожилой дамой. Дружба? А почему бы, собственно, и нет…
– Извините ради бога, Инесса Карловна, я не хотел вас обидеть, – поторопился исправить свою ошибку Смолин. – Но обстоятельства вынуждают меня перепроверять даже друзей.
– Ну что вы, что вы, – баронесса примирительно улыбнулась, – я не обиделась. Уж если обижаться, то точно не на вас. Вы – один из немногих порядочных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться в эти ужасные времена.
Смолин сделал вид, что обратил внимания на выпад Динтлер в адрес властей, и, встав, начал прощаться:
– Ну, значит, мне лишь остается поблагодарить вас за чай и удалиться.
– Всегда вам рада, Юрий Андреевич. Увы, ничем пока не могу вам помочь.
Они простились в грязной прихожей, которую если и убирала, то только сама баронесса, ибо жильцов-представителей рабочего класса эта грязь нисколько не волновала.
Смолин вышел из подъезда дома, в котором обитала Динтлер с каким-то смутным чувством того, что что-то ускользнуло от него из состоявшего только что разговора. Он с минуту постоял, вглядываясь в вечереющее небо, но так и не смог найти ответ.
После посещения Динтлер события развивались настолько стремительно, что Смолину начинало казаться, что он теряет чувство реальности. Он заехал еще по паре адресов, но безо всякой надежды узнать что-либо. Так оно и вышло – все лишь разводили руками, и майор видел, что осведомителям действительно просто нечего сказать. Уставший, он принял решение возвращаться в отдел, да и рабочий день подходил к концу. Он еще не успел открыть дверь своего кабинета, когда к нему подбежал Локиев.
– Юра, – так Глеб обращался к Смолину крайне редко, а потому кошки в ту же секунду заскреблись на душе майора, предвещая неладное, – Потапов мертв.
Смолин наконец отпер кабинет.
– Проходи, рассказывай.
– Да нечего, собственно рассказывать.
– То есть как? – удивился Смолин.