Мисс Эмили Данфорд развешивала во дворе свежевыстиранное бельё. Прищепок ей явно не хватало, а тяжёлые накрахмаленные простыни так и плясали в прохладном утреннем воздухе. Очередной порыв ветра сорвал с верёвки белую рубашку. Вот он, прекрасный момент — лучше не придумаешь.
— Держи, хозяюшка! — Ленни подхватил тряпку на лету (Интересно, руки-то чистые? Вроде бы мыл недавно…) и улыбнулся. Так искренне и радостно, как только мог.
Девчонка резко обернулась — и Ленни на миг показалось, что он обознался. Ну не было в этой девке ничего общего с той перепуганной малышкой из Подземелья.
Она в два счёта выхватила из-за пояса джинсов пистолет. И Ленни отчётливо понял: выстрелит. Только и оставалось держать рубашку на вытянутых пальцах, как белый флаг.
— Какого хера ты тут забыл? — рявкнула девка, взводя курок. — Три секунды на ответ.
— Я… да просто узнал, что ты тут живёшь… вот и решил… ну, извиниться… — забормотал он. — Ну… за то… за Тюльпан. Я тогда как урод себя повёл…
— А теперь ты, значит, переменился? С чего бы вдруг?
У Ленни были заготовлены ответы — чёртова уйма прекрасных ответов. Но сейчас, под дулом пистолета, на ум не приходил ни один.
— Ты рубашку хоть забери… — севшим голосом проговорил он, не отрывая взгляда от пальца, лежащего на спусковом крючке. — Не отстираешь потом. Кровь плохо отмывается.
— Эми? Эми, милая, вот ты где! — запыхавшаяся Тюльпан (вот где её черти носили?!) наконец-то выползла на вершину холма. — А мы к тебе в гости, Ленни и я!
— Тюльпан?.. — растерянно проговорила девчонка. Но пистолет, зараза, так и не опустила. — А этот подонок что тут делает?
— Эми, ну зачем же ты так? Он ведь передо мной извинился, — Тюльпан болезненно нахмурилась. — Специально пришёл в Подземелье, чтобы попросить прощения у меня. У нас с тобой. Он всё понял, ему очень стыдно… Правда же, Ленни?
На взгляд Ленни, тётка могла бы разродиться и более убедительной речью в защиту лучшего друга. Но что уж тут поделаешь.
— Прости меня, сестрёнка, — кивнул он. — Прости, если сможешь. Всё. Больше мне сказать нечего. Хочешь — пристрели меня. Имеешь право.
— Господи, Ленни, да что ты такое говоришь? — залопотала Тюльпан. — Это же Эми!
— Сестрёнка? — усмехнулась девка. — Шёл бы ты отсюда, братец.
Улыбка вышла кривоватой — правая сторона лица, изуродованная неровными широкими рубцами, оставалась почти неподвижной. Кто же её так располосовал? Ленни даже жалко девку стало: за несколько месяцев такую коллекцию шрамов собрать, это ж, блин, вообще.
Но мистер Бёрк, на удивление, не огорчился, когда об этом узнал.
«Ничего ты, Леннарт, не понимаешь, — улыбнулся он почти мечтательно. — Жизнь и страсть оставляют следы. Сейчас мисс Данфорд куда интереснее, чем год назад. Ты видишь, что она потеряла, а я вижу, что приобрела». Спорить Ленни не стал, соглашаться — тоже.
… На пороге вышла заминка.
— Заходи, — сказала девчонка, выразительно глядя на Тюльпан. — Одна.
— Эми, да что ты? — заканючила Тюльпан. — Нехорошо же так. Ленни ведь тоже устал с дороги. Он вёл меня от самого Подземелья, всю ночь не спал… Я понимаю, ты сердишься. Но он правда изменился.
На секунду Ленни показалось, что девчонка сейчас захлопнет дверь перед ними обоими. Но Тюльпан, умница, очень вовремя положила ему руку на плечо. Прикосновение маленькой лёгкой ладони, почти невесомое — и так много значащее. Да здравствует сила слабых, подумал Ленни.
— Ладно, — проговорила Эмили с тяжёлым вздохом. Взгляд, которым она наградила Ленни, способен был, наверное, прожечь насквозь не слишком толстую броню. И уж точно мог заставить тревожно заворочаться не слишком чистую совесть.
Они вошли в развороченную гостиную — видно было, что в этой комнате сейчас в разгаре ремонт. Полосы старых обоев валялись вдоль стен, как сброшенная кожа, в углу выстроилась батарея здоровенных вёдер с краской. Тюльпан, тем не менее, восторженно охала и ахала, а оказавшись на кухне, чуть в пляс не пустилась от восторга. Даже Ленни не мог не признать: уютненько. Обжились, что надо, сволочи. И сразу ясно, кто установил стальную решётку на окно и заменил прогнившие столешницы, а кто аккуратно склеил разбитый абажур и поставил на стол букетик полевых цветов в бутылке из-под ядер-колы.
— Я на поверхность уже лет тридцать не выбиралась, — глаза Тюльпан по-прежнему слезились от света, хотя Эмили наглухо задёрнула портьеры. — Тут всё так изменилось. От города уже, считай, ничего и не осталось, я Молл совсем другим запомнила. А уж как я в метро страху натерпелась… Там рейдеры живут, настоящие бандиты, Эми, представляешь? Спасибо Ленни, довёл меня без приключений.
Ленни осторожно пригубил цикорий из выщербленной кружки. Сказать по правде, он с большей охотой выпил бы чего-нибудь покрепче: долгая прогулка с Тюльпан вымотала ему все нервы. Тётка говорила, и говорила, и говорила — и ладно бы она рассказывала что-нибудь интересное о довоенной жизни, чтобы Ленни потом мог козырнуть эрудицией перед мистером Бёрком! Нет же, большую часть времени старушка пела дифирамбы треклятой Эми Данфорд, которая сейчас сидела напротив и смотрела на Ленни куда внимательнее, чем того требовала вежливость.
Взгляд девчонки не имел ничего общего с дружелюбием. Неприятный был взгляд. Ленни понимал: если бы не заступничество Тюльпан, валяться бы ему на солнцепёке с дыркой в многострадальной башке.
— Уинтроп мне столько о вашем доме рассказывал, вот мне и захотелось на него хоть одним глазком посмотреть, — Тюльпан не умолкала ни на секунду. — Какие же вы с Хароном молодцы, так всё красиво… Ой!
Рукавом она задела чашку, и цикориевая жижа выплеснулась на белую скатерть. Эмили вскочила на ноги, чтобы метнуться за тряпкой, лежащей на краю мойки — но вдруг ноги девчонки подкосились, и она, побледнев, начала медленно оседать на пол.
— Эми! — испуганно всплеснула руками Тюльпан, опрокинув вдобавок ещё и кофейник.
У Ленни с реакцией, слава богу, оказалось получше. Он успел подхватить девчонку — за миг до того, как она ударилась бы головой об острый край столешницы. Дотащил до дивана в гостиной, укрыл пледом — пальцы девчонки оказались совсем ледяными, и губы посинели, как у покойницы. Чёрт, у неё же с сердцем проблемы. А уж какие проблемы будут у старины Ленни, если этот вдруг вернётся и обнаружит свою подругу без сознания в компании двух незваных гостей…
— Ленни, принеси аптечку! — велела Тюльпан. — Посмотри в ванной, на втором этаже! Там должен быть нашатырный спирт…
Ленни взбежал по лестнице со всей скоростью, на которую был способен. Едва ли юная мисс Данфорд одобрила бы его скитания по sancta sanctorum¹ дома на холме. И едва ли ему ещё раз представится такой случай.
На самом деле, утверждал мистер Бёрк, можно обойтись и без контракта. Хватит и тех документов, которые у него уже есть. Но с контрактом, говорил он, всё будет правильно. Работодатель Ленни любил, когда всё правильно. А сам Ленни нипочём не отказался бы от возможности соломки подстелить в тех случаях, когда речь шла о бывшем слуге Азрухала.
Азрухал, мир праху его, не таскал контракт с собой, а хранил в сейфе «Девятого круга». Наверняка девчонка последовала его примеру и держит ветхую бумажку где-нибудь дома, в месте, которое считает безопасным. Ленни сунулся было в спальню, но чуйка подсказала ему: не-а, не здесь. (На самом деле, как он понял позже, помогло ему банальное чистоплюйство и нежелание рыться в ящиках с чужими труселями). Рядом со спальней располагался кабинет — туда-то Ленни и направился. До этой комнаты ремонт ещё не дотянулся, да и прибирались тут, похоже, давненько. На полу валялся продавленный матрас, почти невидимый под ворохом исписанных от руки листов. Повсюду были разбросаны книги, утыканные закладками, вокруг терминала на столе громоздились кружки с недопитым кофе — ну что за бардак!
Не то чтобы Ленни был таким уж аккуратистом, хотя жизнь с мистером Бёрком, безусловно, повысила его стандарты. Он понимал, почему ему так невыносимо видеть этот беспорядок — слишком много в этой комнате было от хозяйки. От обоих хозяев. Слишком легко было представить, как девка валяется на матрасе в этой вот ночной рубашке, что сейчас висит на спинке кресла, — и, сосредоточенно нахмурившись, выводит буквы на листе бумаги. Вокруг настольной лампы вьются ночные мотыльки, а в комнате душно, несмотря на распахнутое окно, и на плечах девчонки поблёскивают бисеринки пота… А этот приходит, когда она уже засыпает, так и не успев закончить очередную строчку. Вытаскивает шариковую ручку из разжавшихся пальцев, аккуратно складывает исписанные листы в стопку на краю стола, гасит свет — а потом подхватывает девчонку на руки и относит в спальню, а она сквозь сон бормочет его имя…