За дверью никого не оказалось. С одной стороны, это было очень, очень хорошо: Ленни на сегодня с лихвой хватило неловких ситуаций. Но с другой стороны — вот и где теперь, спрашивается, искать проклятого психопата, с которого мистер Бёрк приказал не спускать глаз? А если он уже успел сотворить что-нибудь непотребное? Что именно — фантазия Ленни отказывалась конкретизировать, выдавая лишь смутные образы: реки крови на мраморных ступенях Подземелья, Исторический музей, лежащий в руинах…
Но нет, всё оказалось куда тривиальнее. Харон отыскался в «Девятом круге», на том же самом месте, где Ленни впервые его увидел — правда, на сей раз верзила не стенку подпирал, а развалился за одним из столиков. И похоже, за то недолгое время, что Ленни провёл в нижних залах (экая, однако же, метафора), Харон успел нажраться до такой степени, что мог бы вести диалог с Азрухалом без помощи медиума. Под столом валялись несколько бутылок из-под калифорнийского вискаря, на столе, рядом с точильным бруском, лежал нож — тот самый, который вчера торчал из затылка Гробовщика.
Ну, замечательно, рассердился Ленни. Братство вот-вот заявится сюда с добрососедским визитом, а телохранитель мистера Бёрка будет валяться под столом в луже собственной блевотины.
— Слушай… — нерешительно начал Ленни, не зная толком, что именно хочет сказать.
Харон поднял на него тяжёлый мутный взгляд — и Ленни отчаянно понадеялся, что как следует вытер с лица и шеи следы от помады Уиллоу.
— Уйди, — сказал Харон. Без злобы, без издёвки — вообще без какого бы то ни было выражения.
— Я к тебе в собутыльники и не набиваюсь, — буркнул Ленни, обводя взглядом опустевший зал. Судя по всему, большая часть обитателей «Девятого круга» предпочла смыться, чтобы дать бывшему вышибале возможность в одиночестве наслаждаться воспоминаниями. Это хорошо, рассеянно подумал Ленни. По крайней мере, обойдётся без пьяных драк.
— Ты к утру-то протрезвеешь? — спросил он жалобно. — Мистер Бёрк мне башку открутит, если увидит тебя в таком состоянии.
Харон неопределённо мотнул головой. Протрезвеет, решил Ленни. У гулей приход короткий, ещё Снежок на это жаловался. Кстати, где-то он сейчас, старина Снежок? Во всей этой суматохе Ленни о нём и не вспомнил с самого утра — а теперь вот забеспокоился.
— Уйди, — повторил Харон. И Ленни на секунду усомнился: да пил ли он вообще?
— Ухожу, ухожу, — заверил его Ленни. — И убери свою открывашку для человеков, порежешься ещё.
В случае Ленни закон подлости всегда срабатывал безотказно. Ну конечно же, и пяти минут не прошло, как у дверей «Девятого круга» возник мистер Бёрк.
— Ты один, Леннарт? — нахмурился работодатель. — А где Харон?
— В крыле Администрации, — как можно более небрежно отозвался Ленни. — Показывает местному молодняку приёмы ближнего боя, он же для местных что-то вроде живой легенды… Только, мистер Бёрк, не нужно вам туда ходить. Там очень много диких гулей.
Ну и зачем я вру? — сердито спросил он себя. Кого выгораживаю? И не дождался ответа.
— Харон точно в порядке? — задумчиво осведомился работодатель.
— В абсолютном, — заверил его Ленни, чувствуя себя распоследней лживой свиньёй. — Слушайте, мистер Бёрк, а что мы тут вообще делаем? То есть я понимаю: о делах Анклава мне знать не положено. Но вам ведь просто опасно здесь находиться! Лезть в эту драку с Братством, жизнью рисковать… Может, мне попытаться вывести вас из Подземелья по-тихому, пока не поздно?
Мистер Бёрк с улыбкой помотал головой.
— Нет, друг мой. Спасибо за заботу — но нет. Сейчас моё место здесь.
— Тогда хотя бы отдохните, пока есть возможность, — упрямо нахмурился Ленни. — А я ваши вещи в порядок приведу. Нельзя же так, не спать два дня подряд!
— Ох, Ленни, — вздохнул работодатель. — Все мы завтра отдохнём, так или иначе. Беги уже, куда собирался. И навести свою подружку-галантерейщицу, а то она уже с ног сбилась тебя искать.
— А вы?
— А я буду там, где должен быть, — мистер Бёрк неожиданно похлопал Ленни по плечу — и направился в сторону лестницы. Ленни постоял в задумчивости и тоже побрёл прочь от «Девятого круга»: что же ему теперь, всю ночь проклятого пьянчугу караулить? Найдутся дела и поважнее.
— А? — Снежок спросонья захлопал глазами. — Кто здесь?
Ленни печально обвёл взглядом обиталище гуля-парикмахера. Похоже, дела у старины Снежка шли неважно. Кожаный несессер для парикмахерских принадлежностей куда-то пропал: бритвы и ножницы в засохших клочьях мыльной пены валялись прямо на полу рядом с продавленным матрасом. Да и от щёгольского костюма, который пережил ещё изгнание из Ривет-Сити, остались одни лохмотья. Едва ли Снежка всё это хоть сколько-нибудь волновало, но Ленни расстроился. Что тут, совсем некому за ним присмотреть? Сторчится же, бедняга, почём зря.
— Это я, Ленни. Ленни из Бостона, помнишь?
— Ленни… — озадаченно пробормотал Снежок. — Это который ходит тут и всё чинит? А! Ленни, точно! Ленни-Гнилушка! Ты мне что-то почитать пришёл? А то сейчас хороший «Винт» днём с огнём не достанешь, но вот если под книги отъезжать, это совсем другое дело… или я это тебе уже говорил?
Вот теперь-то все на своих местах, подумал Ленни, опускаясь на засаленный матрас рядом со Снежком и вытаскивая из рюкзака каталог татуировок. Теперь всё правильно, и пусть Уроборос подавится своим чёртовым хвостом.
— Ignoranti, quem portum petat, nullus ventus secundus est, — начал он негромко. — Выражение, означающее «Нет попутного ветра для того, кто не знает, к какому порту причалить»…
*
Эмили осторожно спустила ноги с кровати — и невольно улыбнулась, обведя взглядом сонное царство. Липучка дремал, свернувшись калачиком на матрасе, который он перетащил ко входу в бункер; пальцы мальчишки даже во сне сжимали рукоять пистолета. Геката дрыхла под столом. Почуяв взгляд Эмили, псина приоткрыла один глаз, лениво вильнула хвостом — и снова провалилась в сон.
— Вот балбесы, — беззлобно усмехнулась Эмили, набрасывая на плечи кардиган Мей, которым она укрывалась ночью вместо одеяла. Самой Мей в бункере не было: ещё затемно она куда-то ушла.
Осторожно, чтобы не разбудить Липучку, Эмили приоткрыла дверь бункера — и на секунду замерла на пороге, с наслаждением вдыхая чистый воздух, ещё по-ночному прохладный, но уже по-утреннему свежий. Солнце торжественно поднималось над развалинами Молла. Тёплый золотистый свет разливался по грязным канавам, подсвечивал втоптанные в землю гильзы — и они сияли, как застывшие слёзы валькирий…
Несколько месяцев назад одна юная особа, эксперт в области прикладной этики, высокомерно спрашивала Памелу из Анклава: и как это создательнице смертоносного вируса хватает храбрости смотреть в глаза собственному сыну? Ну что ж, теперь мисс Эмили Данфорд предстояло на собственном опыте узнать, откуда берётся такая храбрость и чего она стоит.
— Как-то раз, малыш, одна девчонка доверила мне свою жизнь, — проговорила Эмили еле слышно, перешагивая через заржавленный виток колючей проволоки. — А я взяла да и продала её Братству Стали… Паршиво звучит, правда? Вот и мне так кажется.
Вчера она взяла этот восьмичасовой тайм-аут для всех. В первую очередь для себя, — но серьёзно, передышка всем пошла бы на пользу. У жителей Подземелья появилась бы возможность спастись бегством или хотя бы подготовиться к осаде. Солдаты Братства лишний раз смогли бы поразмыслить, всерьёз ли они хотят остаться в народной памяти расистами-линчевателями. Беннон (бывают же в жизни чудеса?) успел бы вспомнить о том, кто он, чёрт возьми, такой, вернуться и взять ответственность на себя…
Но кто бы мог знать, что этим временем воспользуется ребёнок? А он воспользовался: просто взял и пошевелился, не дожидаясь двадцатой недели. Это движение — лёгкое, как щекотка, еле уловимое, как искра в темноте, — было для них с Эмили первой возможностью пообщаться. Простое сообщение, словно тайный знак заговорщиков: я здесь, я с тобой.
И Эмили лежала в темноте, вслушиваясь в новые и странные ощущения — будто кто-то осторожно прикасался к её животу, только изнутри — и не могла согнать с лица дурацкую счастливую улыбку. Он есть, он точно есть, и он точно живой, и…