10
На грунтовке трактор перестал раскачиваться, словно припозднившийся домой мужичок, - поехал ровнее, уверенней. Лес все тянулся по обе стороны дороги, но мальчик, сколько ни вглядывался, больше ничего интересного не увидел. Деревья как деревья, кусты как кусты. Иногда, правда, казалось, что из зарослей кто-то наблюдает за людьми, в особенности - за Максом. Как будто его взяли на заметку. Как будто... - О, - сказал Ягор Василич, - падъязджаем, ужо недалёка. Мальчик только успел удивиться, мол, в лесу же еще, какое ж "недалёка", а лес взял да закончился, осталась одна дорога и поля вокруг. Ну, не в том смысле, что поля, а в том, что пустое пространство. Макс поискал подходящее слово, но так и не нашел. Пока занимался поисками, впереди показался первый дом. "Наверное, заброшенный", - решил мальчик. - Узнаёшь? - спросил у дяди Ягор Василич. - А как же, - отозвался тот. - Узнаю. До сих пор живет? - Жывець, - подтвердил Ягор Василич. - Жывець, што з им здарыцца? И хотел было добавить еще кое-что, но оглянулся на Макса и промолчал. Дом стоял чуть в стороне от дороги, весь в окружении высокой, до пояса, седой метельчатой травы. Мальчик внимательнее присмотрелся и заметил узкую тропку, ведущую к крыльцу. Если б не она... впрочем, даже и с нею дом выглядел нежилым. Но раз Ягор Василич с дядей Юрой говорят... - А кто здесь живет? Взрослые, как по команде, переглянулись. Потом Юрий Николаевич наигранно небрежно шевельнул плечами: - Так, человек один. Он у нас вроде отшельника. - Это заметно, - кивнул Макс. - Как там все вокруг заросло! - Для таго зарасло, штоб чарцям была зручней шныраць! - проворчал Ягор Василич. - Вось для чаго! - Прекрати, - попросил дядя Юра. - И так мы сегодня что-то об одних гнусностях разговариваем. А помнишь, как во-он в том пруду я однажды... Неожиданно Макс отключился. Глаза не закрыл, просто вдруг перестал слышать, о чем говорят Ягор Василич с дядей. В их словах было не больше смысла, чем в гудении трактора или шелесте ветра. Мальчик почувствовал, что окончательно засыпает, не способный уже бороться с усталостью. Весь оставшийся путь он клевал носом, из-за чего пару раз больно ударился макушкой о металлическую ручку на окне сзади. Но даже боль пришла какая-то сонная: поворочалась, поканючила и задремала. "Беларусь" уже ехал по селу - мимо дворов с аккуратными деревянными домиками, мимо огородов, заборов, отделяющих эти огороды от дороги, мимо деревянных скамеечек под заборами, мимо водных колонок с длинными кривыми рычагами, мимо сложенных поленницами дров, мимо хлевов, откуда доносились ворчание и вздохи зверей, мимо лающих псов и шарахнувшейся в сторону черной кошки, мимо дырявого мяча в луже, самодельных качелей на дереве, развешенного в саду белья, мимо.... Стоп! Трактор затормозил. Кажется, перед домом бабы Насти. Да, точно. Перед ним. ...И тогда Макс заснул по-настоящему, так и не выбравшись из кабины. Он не слышал, как шумно и радостно встречали бабушка с дедушкой дорогих гостей; он не пошевелился даже, когда его вынесли из трактора и внесли на руках в дом, раздели, уложили на кровать и накрыли одеялом. Ничего этого Макс уже не слышал и не видел - у него начался жар.