Анита понимала, что, если она расскажет что-то, настоящая причина ее приезда только запутает его. Он не поймет странного порыва, который заставил ее посетить родину матери, порыва, обнаружившего пугающе темную сторону ее жизни, которую Анита почти боялась исследовать. Словно она не сама приняла решение, а ее заставили приехать и узнать… Нет, конечно, он не поймет этого, вот почему Анита облекла в слова только то, что он мог бы понять.
— Я получила в наследство недвижимость. И приехала посмотреть, чтобы решить, оставить ли ее за собой, чтобы потом превратить в коммерческое предприятие, или продать.
— И?
— Я решила продать.
— Наследство не годится для коммерческого использования?
— Напротив. Превосходит все ожидания.
— Тогда не понимаю…
— Кое-кто уже подал заявку, — пояснила Анита.
Он казался совсем озадаченным:
— Но мне вы сказали, что недвижимость ваша?
— Да, но…
— Анита не обладает деловым складом ума, — вовремя вмешался Эдвард. — Она имеет в виду свои чувства, связанные со всем этим.
— Ах вот оно что! — Песочного цвета брови взметнулись вверх. — Позвольте, я расскажу вам свое золотое правило успеха: никогда не смешивать чувства и бизнес.
— Полностью с вами согласен, — поддержал его Эдвард.
А я нет, подумала Анита. Пилар была первой в чувствах, в эмоциях, назовите это как угодно. Она прожила в этом доме более тридцати лет, и ничто — ни рост цен на недвижимость, ни ваше недоверие, мистер Клод Перриман, — не переубедит меня. И еще: теперь я знаю, почему Моника хотела уехать от вас, и если бы я оказалась на ее месте, то сделала бы то же самое.
Кажется, все смотрели на нее, и Аните даже показалось, что она облекла в слова свою последнюю мысль. Но потом поняла, что ошиблась: всеобщее внимание привлекло ужасно хмурое выражение ее лица.
— Я вот подумала… — Тяжелый глоток. Надо сказать что-то, что объяснит ее мрачный взгляд. О вдохновение! Где ты? — А это… — она потыкала вилкой мясо на своей тарелке и умоляюще подняла глаза, — не осьминог?
Эдвард побледнел и перестал жевать. Кэти заморгала и поспешно положила свой нож и вилку. Клод закинул голову и громогласно расхохотался:
— Мое милое дитя! Ну что вы за прелесть!
— Нет, а все же?
Да, все же? — вопрошали взгляды Кэти и Эдварда, хотя губы Кэти теперь не были сложены столь уж мрачно — просто она перестала улыбаться.
— Не стану вас дразнить, нет.
— Хорошо. Не могу сказать, что это невкусно, но я слышала, что и осьминог очень вкусный.
— Верно.
— Просто когда думаешь об этом… да?
— И это плохо, — сказал Клод. — Если размышления мешают попробовать что-нибудь новое… Мой авантюрный дух все время требует новых вкусов, новых впечатлений.
Анита поежилась. Он смотрел на нее совсем не так, как полагается смотреть на женщину недавно овдовевшему мужчине. Быстрый взгляд на Кэти и Эдварда показал, что они не заметили ничего неподобающего. Анита испугалась, что превращается в одну из тех ужасно тщеславных особ, которая воображает, будто каждый встречный мужчина обязательно должен влюбиться в нее. Ну хоть немножко.
Интересно, подумала Анита, когда он спросит про Монику? Может быть, он ждет, что она начнет первая? Нет, решила она, он дожидается подходящего момента, чтобы затронуть эту крайне деликатную тему. Деликатную или мучительную?
Он оказался в неожиданном трауре, а ведь любил только приятные впечатления и отворачивался от всего остального.
Но за кофе его лицо стало таким печальным, что Анита подумала: может быть, она ошибалась?
— Кэти, — сказал Клод Перриман. — Выберите с Эдвардом какую-нибудь музыку у проигрывателя. Что-нибудь успокаивающее. Пожалуйста.
— Да, мистер Перриман. — Кэти, являясь его служащей, не фамильярничала.
Эдвард, бросив на Аниту быстрый взгляд, пошел следом за Кэти. Кажется, подумала Анита с нежностью, это становится для него привычкой — идти вслед за Кэти.
Оглянувшись на Клода, она увидела, что холодный жесткий мужчина, каким она только что видела его, совершенно исчез. На его месте сидел застенчивый человек, по-детски обиженно надувший губы. Он даже моргнул раз-другой редкими, песочного цвета ресницами, чтобы избавиться от появившейся на глазах влаги.
— Кажется, в аэропорту вы пили чай с моей покойной женой, дожидаясь самолета?..
— Да, Клод.
— Как она выглядела? Как была причесана? Говорила что-нибудь обо мне?
Кэти, и Эдвард, и испанка-экономка, которая в это время убирала со стола, старались не смотреть на этого сломленного горем человека, чтобы как-то не задеть его обнаженную душу. Анита почувствовала, что ей хочется взять эти дрожащие пальцы в свои. Взять, погладить, согреть.