Анита чувствовала себя лучше. Она рассказала свою печальную историю Кэти и Эдварду. Потом решила, что надо включаться в жизнь. Она возобновила контакт с Флер Фрезер, молодой учительницей, которая заменяла ее в тот день, когда ее вызвали к телефону, и Флер познакомила Аниту со своими друзьями. Среди них был и молодой человек по имени Стив Роклиф.
Ей никак не удавалось избавиться от воспоминаний. Иногда, после целого дня успешной борьбы с ними, они накатывали с ночной темнотой тем мраком, который не рассеивается ни уличными фонарями, ни звездами. Ночью всегда становится хуже.
Сначала ее не интересовал сам Стив. Анита принимала его, как принимают аспирин против сильной головной боли, предпочитая его компанию воспоминаниям, которые никак не хотели ее покинуть. Стив отличался от других мужчин. Те уставали от ее совершенного безразличия и быстро переносили свой интерес на более отзывчивых особ. Стив же был несколько заинтригован и поддался причудливому желанию разбудить Аниту от летаргии и возродить ее прежний характер.
С внешней стороны он преуспел. Анита стала менее безразличной, более энергичной, словно желая сжечь всю накопленную энергию. В благодарность она приветствовала Стива теплой улыбкой, а прощаясь, улыбалась неохотно.
Только тот, кто знал Аниту раньше, понимал, что она лишь притворяется счастливой. В эти дни Анита не чувствовала покоя. Ее руки редко находились без движения, она то и дело резко поворачивала голову, словно ожидала, что сейчас кто-то войдет, в глазах ее вспыхивало ожидание чего-то хорошего. Но свет гас, когда дверь так и не открывалась.
Когда Анита рассказала свою печальную историю, Эдвард мог бы добавить кое-что, от чего она бы взвилась, как весенний мотылек. Но он не проявил должной твердости. Он решил, что время еще не пришло. Анита еще не могла рассуждать здраво, и она словно балансировала на узком краю собственных эмоций. В это время она бы вышла замуж не за мужчину, а за свое романтическое представление о нем.
Эдварду пришлось признать, что этот испанец, как он продолжал называть Фелипе, представлял собой очень яркую, мужественную личность. Он попросил Кэти, которую считал эмоционально очень уравновешенной, объяснить, в чем тут дело. Она прикрыла глаза и мечтательно ответила:
— Наверное, все дело во взгляде. На ум приходят мысли о спящем вулкане.
— Это как-то не очень умиротворяет, — задумчиво ответил он тогда ей.
— Да, дорогой. — Кэти открыла глаза и придвинулась на диване поближе к Эдварду. — Он не моего типа. Ты абсолютно прав, Эдвард, дорогой! Спящий вулкан хорошо рассматривать на экскурсии, а чувство некоторой опасности только прибавляет остроты ощущениям, но жить рядом с ним очень неудобно. Без него Аните лучше.
— Ты думаешь? — ухватился за эту мысль Эдвард.
После того разговора Эдвард почувствовал себя увереннее. Мнение Кэти приглушило угрызения совести.
Но нельзя было бесконечно откладывать разговор с Анитой. И чем дальше он откладывал, тем хуже это могло обернуться. А потом, всегда была опасность, что она сама обо всем разузнает. В календаре Эдвард обвел в кружок число: к тому времени она вполне придет в себя. И вот этот день настал.
— Мне нужно поговорить с тобой, Анита.
Антенна Кэти работала в полную силу. Ей ничего не сказали, но она поняла, что разговор пойдет о чем-то важном.
— Наверное, мне лучше уйти? — предложила она.
— Нет, Кэти, останься. Я думаю, Анита не станет возражать. Твое присутствие может даже помочь. — Он повернулся к Аните. — Об этом надо было рассказать давно. Еще Инез должна была рассказать тебе. Я думаю, она не сделала этого из гордости. Я возвращаюсь к тем дням, когда ты была еще совсем крошкой, к тому дню, когда последний вагон поезда, в котором ехали Инез и еще три человека, сошел с рельсов. Только Инез осталась в живых. Но и она получила ранения, несколько месяцев пролежала в больнице, страдая от внутренних повреждений. Врачи сделали все, что могли, но в конце концов ей пришлось узнать, что она никогда больше не сможет иметь детей. Это чуть не убило ее. Она никак не могла примириться с мыслью, что ей уже не придется держать на руках собственное дитя.
Анита вспомнила, как мама рыдала над детским ботиночком. Она беспомощно посмотрела на Эдварда и впервые заговорила о том, о чем раньше только думала.
— Но ведь есть я. Я ее ребенок.
— Нет, Анита. Во время катастрофы Инез была беременна, и она потеряла своего единственного ребенка.
— Тогда чей же я ребенок?
— Ты помнишь, кто еще ехал в вагоне?
— Да. Мне об этом часто рассказывали. Там был мой папа и еще одна пара, незнакомая моим родителям. Шейла и Джон Мастерс, твоя сестра и ее муж.