Спиртное обожгло широко раскрытые глаза, и несчастная взвыла от боли.
— Ах, как нехорошо, — с укоризной сказал Септимус Камин.
Могучей рукой сгреб бармена за грудь, выволок из-за стойки, встряхнул и швырнул в кучку недовольных пьяниц.
Послышались крики, ругань, стоны, зазвенело битое стекло.
— Соблюдайте тишину, — вымолвил приятный, почти печальный голос, — иначе я всех вас отделаю вот этим железным столиком.
Рядом с Септимусом Камином вырос Джим Холлуэй, гигант-матрос, известный всему Ромовому пути. Публика стихла — Джима всегда окружало боязливое почтение.
— Если не оставите в покое малышку и не дадите ей залечить бобо, я натру вам морду битым стеклом, — пообещал Септимус Камин.
Кто-то завел граммофон.
Дело было на «Русалке» — я уже упоминал об этом грязном плавучем дансинге.
Народу собралось немного, потому что над морем висел черный и жирный туман.
Редкие люди решились выйти в море на яликах в эту густую, словно яблочный джем, ночную тьму. Уже дважды с моря доносился ужасный скрежет, вопли гибнущих и равнодушное чавканье винтов, взбивавших воду, пену, туман и кровь.
Таков финал короткой драмы — столкновение в тумане ялика и быстроходного океанского судна…
— Даже если дела идут из рук вон плохо, с дамами следует вести себя учтиво, — назидательно промолвил Септимус Камин, укладывая танцовщицу на узкую койку в каюте машиниста.
— Ой-ой! — простонала женщина. — Не оставляйте меня одну… Я вот-вот…
— Мы рядом, малышка, если тебе от этого легче, — проворчал Холлуэй.
— Ах! Ох! Ох! Ой!..
— Ну и песни, — проворчал Септимус Камин. — Может, хотите выпить?
Танцовщица отрицательно помотала головой. И вдруг застонала так сильно, что матросы вздрогнули.
— Дело-то нешуточное, — встревожился Холлуэй.
Септимус молчал. Он окаменел, увидев нечто невообразимое.
И тут же разразился самыми непристойными ругательствами…
Его глаза были прикованы к чему-то красному и липкому, испачкавшему кровью бежевые чулки танцовщицы. Раздался слабый писк.
— Ничего себе… — пробормотал Джим.
— Мой малыш. Я его не ждала так рано… Боже! Как больно! — Личико матери перекосили страдания. Она всхлипнула. — Пришлось танцевать… до последней минуты. Деньги нужны для двоих…
— Танцовщицу! Танцовщицу! — взревели голоса по ту сторону переборки.
— Минуточку, — крикнул в ответ Септимус.
— Надеюсь, парни, все ясно? Сидите тише мыши в богатом доме. Это — наша девочка. Я пойду с шапкой по кругу, чтобы собрать приданое новорожденной. Каждый дает, сколько хочет, но тому, кто положит меньше пятерки, я что-нибудь расквашу.
— Ура малышке!
— Назовем ее Русалка!
— Слышишь, хозяин, — торжественно объявил Септимус, — твоему плавучему бочонку оказывают честь. Но я согласен!
— Да здравствует принцесса Ромового пути!
— Она станет нашим талисманом!
Шапку наполнили с верхом, хотя посетителей было раз, два и обчелся. Комочек плоти, в котором тлела божественная искорка жизни, пробудил в давно зачерствевших сердцах небывалую нежность.
— Септимус! Эй, Септимус! Как быть? — расстроенный Холлуэй дернул Септимуса за рукав. — Мать-католичка хочет тут же окрестить малышку.
— Черт подери! — вздохнул Септимус. — Ну и дела.
— Она права, — подал голос один матрос. — Если малышка помрет некрещеной, то не попадет на небо, и ее несчастная душа будет стенать за бортом судов Ромового пути.
— Джентльмен прав, — кивнул Джим Холлуэй.
— Как же быть? — спросил Септимус Камин бармена.
— Обычно на голову льют воду и говорят: крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа.
— Воду? — недоверчиво переспросил Септимус.
— Воду! — подтвердил бармен.
— Быть того не может!
— Сам видел.
— Скупердяй, — отрезал Холлуэй. — Хочешь, чтобы наша крестница была неправильно окрещена, а обряд не стоил тебе ни гроша. Получай, бутылочная душа.
Лицо бармена хрупнуло, как раковина моллюска, и он скошенным колосом рухнул за стойку.
— Неплохо, — сказал Септимус Камин, — но как же окрестить малышку? Впрочем, кажется, знаю, чем можно достойно восславить Бога и нашу крестницу.
— Браво!
— Официант, — крикнул Септимус. — Подай бутылку самого дорогого виски. И не вздумай надуть! Лучшего и самого дорогого! Или отправишься в воду, как тухлая треска.
— Вы же читайте те молитвы, которые знаете. И пойте псалмы, — добавил Холлуэй. — Не верю, что для крещения принцессы Ромового пути достаточно трех слов.