Двери и ставни в доме сестер Пюсс были крепки и надежны, но и они не смогли преградить путь жалкому бродяге, который однажды перескочил через садовую ограду и юркнул в отдушину погреба. То был худющий, серый кот, который никогда не наедался досыта. Ведь с тех пор, как гаммельнский крысолов прошел по Германии, там не осталось ни крыс, ни мышей.
Бедняга обшарил все закоулки подвала, подолгу караулил у подозрительных дыр, однако не нашел ничего съестного. И тогда отчаянно замяукал, не в силах терпеть ужасный голод.
Сестры Пюсс услышали его вой, и в их черных душах сумрачным пламенем разгорелась неуемная радость.
— Два гроша за шкурку, — алчно сказала старшая.
— Три пфеннига за когти для суеверных людей, которые считают их средством от мигрени, — радостно вскричала средняя сестра.
— Фрикасе! — зачмокали две младшие.
Вооружившись светильниками и палками, они спустились по стертым ступеням в подвал, изловили и безжалостно убили несчастное животное.
— Какая мягкая и красивая шкурка! — обрадовалась старшая сестра, освежевав жертву.
— Я сделаю ожерелье из когтей и продам в аптеку на углу, — решила вторая.
— Мм! Мм! Как вкусно пахнет, — шептали две младшие сестрицы, склонившись над кастрюлькой, где вместе с тонкими кружочками лука, крупинками тимьяна и лаврового листа тушились жалкие останки животного.
Вечером, обгладывая кости и вылизывая тарелки, сестры Пюсс считали и пересчитывали гроши и пфенниги, что прибавились к их состоянию.
А душа убиенного вознеслась к небесному трону Великого Кота, который правит миром маленьких кошек, и пожаловалась на своих мучителей.
Великий Кот поместил невинную душу среди святых, восседавших по правую лапу его, и решил наказать виновных.
— О-хо-хо! — пробормотала старшая из сестер Пюсс, ворочаясь в постели, — как душно! Еще никогда мне не было так душно… Я не брала второго одеяла из шкафа, иначе оно слишком быстро износится. И вряд ли сестры подбросили лишнюю горсть угля в печку. Уф, как жарко!..
Она провела рукой по телу и вместо ночной сорочки нащупала шелковистую шерстку.
— О-о-о! — закричала в тот же миг вторая сестра. Ее укусила блоха, и она, желая почесать вскочивший волдырь, расцарапала себя до крови. Забыв о том, сколько стоит свеча, зажгла огонь, и ужасные вопли обеих сестриц разнеслись окрест. Вместо старшей в простынях бился огромный черный кот, а у средней на пальцах отросли чудовищные когти.
В тот же самый час две младшие сестры Пюсс выскочили на улицу и бросились к полю. Они неслись вдоль леса в лучах лунного света; пока их не заметил браконьер Грюн.
— Какие прекрасные кролики! — радостно вскричал он.
— Мы сестры Пюсс! — воскликнули они.
— Как странно кричат эти кролики! — удивился Грюн. — Ну и черт с ними! Они не станут хуже, когда попадут в котел…
Он вскинул двустволку: Бах! Бах!
— Уж очень тощие, — проворчала его жена, засыпая луком, тимьяном и лавровым листом мясо и ножки, плавающие в жиру на сковородке.
— Зато какой аромат! — повел носом Грюн.
— Тигр!
— Тигрица!
— Черная пантера…
— Уж я-то знаю!
Со всех сторон раздавались выстрелы; люди тяжелыми палками добили отвратительное животное, которое издохло в крови на берегу Иннерсте.
Последнюю сестру Пюсс нашел на рассвете Зигра, цыган, водивший напоказ медведей. Фургон его стоял на обочине дороги.
— Чудеса! — вскричал он. — Женщина-лев с когтями!
И избил ее, дабы усмирить и сделать послушной. А потом затолкал в крохотную клетку на колесах, где сидел медведь.
— Мартин — славный зверь. Дикие звери хорошо уживаются друг с другом.
Но ошибся, ибо Мартин, считая, что ему тесно в этой клетушке, загнал когтистую даму в угол и удавил.
Конец ночи
— Тобиас Уип, друг мой, вот и утро наступило…
Очаг погас, а в лампе на краешке почерневшего фитиля агонизировало пламя.
Кто в этой ночи, побежденный первыми лучами света, называл меня своим другом? Кот Мурр по-прежнему сидел на моих коленях, но весил всего несколько унций.
Мрак в углу, где прятались ночные гости, рассеивался. Свет от пепельных лучей луны завоевывал помещение, охотясь за тайнами и слизывая последние призраки, как капли росы.
— Тобиас Уип у друг мой…
Я шагал по Марроу-стрит, которая просыпалась под низким гудением Биг-Бена.
Перед красноватой отдушиной булочной стоял черный кот, но это не был Кот Мурр.