Однажды вечером он не вернулся — зыбучие пески Фенна проглотили его.
— Вот как? — произнес старик. — А во второй раз?
Рот охотника горько скривился.
— Это была женщина, Тильда Эскрофт, чудесная девушка, лучший стрелок Ирландии. Она охотилась на тигра в запретных джунглях Тераи, несколько месяцев без жалоб прожила на Фарерах с охотниками на птиц, а острова эти продуваются пронзительными северными ветрами и кишат серыми крысами. Она согласилась на фантастическую миссию… — лицо Вейбриджа помрачнело, и он заговорил тихим голосом, словно ему было трудно продолжать. — Она пошла на риск ради денег, ибо жизнь ее, полностью посвященная охоте, требовала больших расходов. У нее накопились долги, а ей хотелось отправиться на Крайний Север, чтобы поохотиться на полярную фауну. В случае успеха ей обещали заплатить огромную сумму. Она попала в зыбучие пески недалеко от центрального островка Фенна, нечто вроде скалы, высящейся над зловещим озерным простором. Ей было двадцать восемь лет, а ее жених, Лью Саммервилль, чемпион по теннису Белфаст-колледж, если помните, покончил с собой после ее гибели.
— Простите, — вежливо произнес старик, — ничего не смыслю в спорте и не знаю его героев. Я живу среди книг, скальпелей, инструментов и чучел. Но уверяю вас, юный друг, Вулкх существует, и сомнений в этом нет.
Он подал знак бармену, и вновь стаканы наполнились обжигающим, пряным грогом.
Голова у Вейбриджа кружилась, но, когда представлялась возможность побеседовать об охоте, он охотно засиживался за столиком таверны, где его слова буквально впитывала благодарная аудитория.
— Расскажите о Вулкхе, — внезапно потребовал он.
Старик долго, похрустывая суставами, потирал сухие руки, глаза его превратились в щелочки, из которых вырывалось зеленое пламя.
— В далекие времена, — начал таксидермист, — простите, что начинаю в столь ученой манере, земля, воды и небеса населяли, по всеобщему мнению, чудовищные существа, хотя то были образцы силы и могущества. Не стану отягощать ваш слух варварскими именами бронтозавров, плезиозавров и прочих созданий.
В безбрежных болотах жило удивительное существо — птеродактиль. Живой кошмар — перепончатые крылья рукокрылых, когти орла, голова рептилии и острые зубы. Когда в подлунном мире исчезли динозавры, он еще властвовал в небе, но уже менялся, уменьшался, не теряя чудовищного облика. Он покинул жаркие края, перебрался к северу, привык к умеренному климату, но не решился сражаться с холодами Крайнего Севера.
Таксидермист помолчал и топнул ногой.
— Здесь, в этом районе, прогретом теплым течением Гольфстрима, он достиг границы пригодных для своего обитания земель. Вернулся сюда… и остался! Глупое имя Вулкха прилепилось к нему из-за крика, который он издает, лавируя среди мощных атлантических ветров. Поверьте, охотник, если и есть в мире место, где он может скрываться от людей, то только в Фенне, на непроходимом болоте.
— Как бы не так! — вскричал Вейбридж. — Если ваш Вулкх существует, я сумею его подстрелить. Клянусь.
— Ваша цена? — холодно спросил старик.
Вейбридж окинул его гневным взглядом.
— Повторяю, сэр, вы сумасшедший… Если ваш Вулкх годится в пищу, изжарю на вертеле; если несъедобен, как трехлетняя лысуха, прибью к дверям сарая, чтобы отпугивать кошек и ворон.
— Да будет так, — согласился таксидермист, — понимаю, что люди могут рисковать ради чести. А потому просвещу вас — эти животные всегда поднимаются в небо в конце бури.
— Спасибо, сэр, за ценную информацию! — с жаром воскликнул Вейбридж. — Тот не охотник, кто не знает привычек животного, которое выслеживает и собирается убить. До скорого, сэр. Если останетесь в Лимерике, еще услышите обо мне.
Вейбридж обошел лачугу, разглядывая прекрасных собак, которые подняли лай, почуяв, что хозяин собирается на охоту.
Предпринятое дело было опасным, и он знал, что собачий инстинкт убережет от зыбучих песков и топей.
Он не мог рассчитывать ни на Сноу, ни на Флейма, сеттеров, одного белого как снег, второго рыжего, как яркий костер, животных умных и осторожных. Его взгляд замер на Тампесте.
Пойнтер лучших кровей, гибкий как плеть, и подчиняющийся лишь необоримому желанию преследовать зверя.
Вейбридж любил его, как отец, питающий слабость к непокорному сыну.
— Единственный из псов, который не является рабом, — говаривал он, — и не только не раб, но и почти не слуга!