Фрейман безразлично махнул рукой.
Третьим, и последним, гостем за круглым столом был Пилчер; он спал, сидя на стуле, и промолчал.
Впрочем, кто собирался выслушивать мнение существа вроде Пилчера, а тем более считаться с ним?
Замочная скважина скрипнула, потом прогрохотала двуколка, удаляясь по дороге на Маркенхэм, и вскоре исчезла за дюной.
Фрейман прервался на середине фразы, в которой упоминалось о зубре и неандертальце, и ладонью шлепнул по сверкающему черепу Пилчера.
— Я не виноват… У меня есть алиби, а говорить буду только в присутствии адвоката, — всполошился тот, просыпаясь.
— Ему опять приснился сон, что его доставили в участок, — презрительно проворчал мистер Шон.
Фрейман сверился с часами, как врач, отсчитывающий пульс у пациента.
— Подождем двадцать минут — повозка хозяина, поднявшись на холм Трех Беляков, вновь окажется на виду. Тогда будет уверенность, что он не развернет свою клячу и не потревожит нас до семи часов.
— Если он оставляет свою лавочку в распоряжении первого встречного, значит, здесь нечего спереть, — осклабился Пилчер. — Плохое заведение, вот, что я скажу.
— Кто говорит о воровстве? — возразил мистер Шон. — Дело, насколько я знаю, задумано не вами.
Пилчер пожал плечами. Не все ли равно? Аванс заплатили, остальное его не заботило.
Глупость, однако, не мешала ему вскрывать замки, не оставляя ни малейших следов.
Тишина обрушилась, невыносимая, как обжигающий луч солнца, который воспламенял бокалы и волнистое стекло стойки; слышалось только тиканье часов Фреймана.
Мистер Шон нарушил молчание.
— Все предусмотрено, Фрей, — пробормотал он. — Кроме хозяина, никого нет, его отъезд в Маркенхэм, зал с баром оставлен в распоряжении посетителей до семи часов.
— Чему удивляться? — хмыкнул Фрей. — Все совершенно логично. Так он поступил с Тревиттером и Москомбом…
— …А те не сумели воспользоваться оказией, — прошипел собеседник.
Фрейман обратил взор к далекому холму — пустая вершина блестела на солнце — и вновь опустил глаза на циферблат.
— Не знаю, может, этот чертов тип нарочно дает возможность людям вроде нас, чтобы… — он явно колебался прежде, чем закончить глухим голосом. — …Чтобы сделать то, что мы хотим сделать.
На далеком холме появилась двуколка — она медленно поднималась по светлой петляющей дороге.
Фрейман захлопнул крышку хронометра и похлопал по плечу вновь заснувшего Пилчера.
— За работу! — приказал он.
Лысый бандит вскочил на ноги, извлек из кармана жакета длинный плоский футляр и с любовью глянул на него.
— Я отработаю свои пять фунтов, — осклабился он.
Троица пересекла просторное помещение, распахнула дверь и цепочкой двинулась по длинному коридору, где царила подвальная прохлада, истинное наслаждение после африканской жары обеденного зала.
— Здесь? — спросил Пилчер, указывая пальцем на ряд закрытых дверей.
— Бесполезно, это должно находиться выше, — ответил Фрейман.
В глубине вестибюля в потолок ввинчивалась темная лестница. От первой площадки размером с холл отходили три широких коридора с множеством дверей.
— Настоящий караван-сарай! — хмыкнул мистер Шон. — И этот человек в полном одиночестве живет в домище, могущем соперничать размерами с аббатством!
Фрейман решил дать несколько разъяснений.
— Этот домище, как вы его назвали, построили в 1784 году, если судить по гербу на фасаде. Вначале служил почтовой станцией, потом постоялым двором для извозчиков, поскольку в этом мире песка и вереска нет и тени крыши, чтобы приютить людей и лошадей. Несомненно, у прежних владельцев была обширная клиентура.
Пилчер оглядывал двери с видом знатока.
— Хорошее дерево, — сказал он, — и достойные замки… Как насчет небольшой надбавки… скажем, комиссионных, если за ними лежат денежки?
Мистер Шон мрачно усмехнулся:
— Дурак, там нет ни гроша!
— Ладно… но вдруг… драгоценности… сокровище, откуда мне знать? — не отставал толстяк.
— Довольно, Пилчер, здесь кладами не пахнет!
Пилчер вздохнул и извлек из футляра тонкие инструменты из синеватой стали.
— С чего начинать? — спросил он.
— Поднимемся на второй этаж, — приказал Фрейман.
Фрейман внезапно застыл в глубине бесконечного бокового коридора и дрожащим пальцем указал на темную дверь, сливавшуюся в полумраке со стеной.
— Может, там? — прошептал он.
Мистер Шон с опаской отступил.
— Начинайте, Пилчер!
Несколько минут спустя толстяк отошел от двери, удивленно пялясь на скрученный в штопор металлический стержень.
— Ничего себе!.. — пораженно воскликнул он. — Даже сейф не посмел бы выкинуть такую шутку!
Он трижды менял инструмент, пока не послышался легкий щелчок.
— Слава богу! — вздохнул он, выпрямляясь, лицо его было залито потом.
Он хотел толкнуть дверь, но Фрейман остановил его.
— Хотите войти первым, мистер Шон? — спросил он.
Мистер Шон судорожно сжимал сухие руки, губы его дрожали.
— Наконец, — с трудом выговорил он… — наконец мы сможем узнать, почему этот треклятый дом называют «Таверной призраков»?
Он толкнул дверь с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену.
Перевалив через вершину холма, двуколка остановилась. Возничий выбрал для отдыха лужайку у небольшого болотца с зеленой водой, берега которого заросли бирючиной и худосочной травой.
Лошадь тут же принялась щипать желтыми зубами чахлые травинки, а хозяин устроился в тени, чтобы выкурить трубку.
Вдали по черной равнине в ореоле солнечных лучей неторопливо двигался высокий темный силуэт.
Владелец таверны, изредка выпуская в раскаленный воздух колечко сизого дыма, смотрел на приближающегося человека.
Гость уселся в тенистом уголке, достал длинную черную сигару и коротко поздоровался.
— Ну что, Кэсби?
Владелец таверны ткнул чубуком трубки в сторону мрачного жилища за горизонтом.
— Они там, мистер Куотерфедж.
— Фрейман и Шон?
— И толстый, лысый коротышка, который все время спит.
— Несомненно, Пилчер, медвежатник.
Некоторое время они курили в полной тишине, потом долговязый неторопливо и с какой-то печалью в голосе сказал:
— Они наверняка преуспеют там, где Тревиттер и Москомб потерпели неудачу. Шон умен. Фрейман чуть глупее, но дьявольски настырен, логичен и рассудителен в делах, которые предпринимает.
— Если бы очистка от этой мерзости помогла процветанию заведения… — начал Кэсби.
Собеседник, похожий на священнослужителя, прервал его резким жестом.
— Не пользуйтесь подобными терминами, когда говорите о чрезвычайно опасных вещах, Кэсби. Очень жаль, что двум таким достойным людям, как Шон и Фрейман, придется расплатиться здоровьем или жизнью, столкнувшись с воплощением ужаса. Иногда я сожалею, что дал вам совет… вами руководит мелкая корысть.
Кэсби разъяренно глянул на собеседника.
— Я плачу за изгнание бесов из дома. О чем вы сожалеете, мистер Куотерфедж?
Священнослужитель застонал.
— Изгнание бесов… неверный термин, Кэсби, но я почти готов с вами согласиться, не зная иного, лучше отвечающего истинному положению дел. Когда Тревиттер и Москомб из Общества Физических Исследований узнали, что одна из дверей дома запечатана знаком царя Соломона, они решили выяснить, что находится за нею, но забыли прихватить взломщика.
Кэсби наклонился к соседу.
— Вот уже семь лет, как я приобрел постоялый двор, но у меня ни разу не возникло желания посмотреть, что скрывает запретная комната… хотя… из-за нее меня преследует дьявольское невезение. А вы, мистер Куотерфедж? Вы представляете себе, что это такое?
Священнослужитель в ужасе отмахнулся.
— Великий Боже! Нет… Предпочитаю ничего не придумывать. Вам известна история рыбака из «Тысячи и одной ночи», который освободил зловредного джинна, заключенного в свинцовый сосуд, запечатанный перстнем царя Соломона и брошенный в море.