Фрида пошатнулась, теряя сознание и падая, когда голос Меты призвал нас к спокойствию.
— Осторожно, здесь пахнет опасностью!
Мы сгрудились вокруг нее, словно она защищала нас своим присутствием духа. Неожиданно что-то щелкнуло на потолке, и мы с ужасом увидели тень, которая сгустилась в двух противоположных углах комнаты, а свет тут же погас.
— Быстрее! — задыхаясь, крикнула Мета. — Защищайте свет!.. Ох!.. Там… вот она…
В то же мгновение лампы у камина взорвались, разбрызгивая искры, и погасли.
Мета застыла в неподвижности, но ее взгляд обегал комнату с холодной яростью, которую я в ней не подозревала.
Свечи на столе были задуты, только маленькая люстра мерцала огнями. Мета не отрывала от нее глаз. Вдруг ее рапира взрезала воздух, и в яростном броске она нанесла удар в пустоту.
— Защищайте свет, — крикнула она. — Я его вижу, я держу его… Ах!..
Мы увидели, как рапира в руках Меты выделывает странные порывистые движения, словно невидимая сила пытается завладеть ею.
Странное и счастливое вдохновение, которое спасло нас в этот вечер, исходило от Фриды.
Она внезапно издала яростный вопль и, схватив тяжелый подсвечник, подскочила к Мете и стала наносить удары по пустоте своим массивным оружием. Рапира не двигалась, что-то очень легкое словно упало на пол, потом дверь сама собой распахнулась, и послышался душераздирающий вой.
— Одному конец, — сказала Мета.
Вы спросите меня: «Почему вы упрямо продолжали жить в доме, наполненном опасными призраками?»
Сотня, если не более, жилищ в таком же состоянии. Уже не перечесть преступлений и исчезновений. Это даже уже никого не волнует.
Город в мрачном настроении. Люди десятками кончают с собой, предпочитая эту смерть смерти от призрачных палачей. Кроме того, Мета хочет отомстить. Она теперь выискивает невидимок.
Она хранит суровое молчание. Только приказала нам запирать на ночь все двери и ставни. Как только темнеет, мы все вчетвером перебираемся в гостиную, превращенную в спальню и столовую. Из гостиной выходим только утром. Я спросила у Фриды о ее странном вооруженном вмешательстве. Она дала невнятный ответ.
— Не знаю. Но мне показалось, что я увидела что-то, лицо… — она замолчала, испытывая затруднение… — Не могу подобрать слов, чтобы описать это. Но в первый день в моей комнате скрывался большой страх.
Больше ничего я от нее не добилась. Но нашим сердцам пришлось испытать беды.
Однажды вечером в середине апреля, пока Лотта и Фрида задерживались на кухне, Мета открыла дверь гостиной и крикнула им, чтобы они поторопились.
Я видела, что мрак уже накрыл лестницу и вестибюль.
— Мы идем, — ответили они хором, — вот и мы!
Мета захлопнула дверь. Она невероятно побледнела. Снизу не доносилось ни малейшего шума. Я тщетно прислушивалась — шагов двух женщин не слышалось. Тишина давила, словно к дверям подступила вода потопа.
Мета заперла дверь на ключ.
— Что вы делаете? — спросила я. — А Лотта и Фрида?
— Бесполезно, — сухо ответила она.
Ее глаза, неподвижные и ужасные, в упор глядели на рапиру. Наступила мрачная ночь.
Так Лотта и Фрида, в свою очередь, растворились в тайне.
Боже, что это?
В доме ощущается чужое присутствие, неведомое существо ранено и страдает, оно пытается получить помощь. Понимает ли это Мета? Она упрямо молчит, но баррикадирует двери и окна, словно опасаясь не вторжения, а бегства. Моя жизнь превратилась в ужасающее одиночество. Мета похожа на некий оскалившийся призрак.
Днем я иногда наталкиваюсь на нее в самых неожиданных местах. В одной руке она держит рапиру, в другой — мощный фонарь с рефлектором и линзой, который наводит в темные углы.
Однажды во время одной из таких встреч она без тени сомнения посоветовала отправиться в гостиную, а поскольку я слишком медленно направлялась прочь, она яростно крикнула мне в спину, чтобы я никогда не путалась у нее под ногами, когда она выполняет свой проект…
Знала ли она мой секрет?
Это уже не ее безмятежное лицо, которое несколько дней назад склонялось над вышивкой из ярких шелков, а лицо с диким выражением, горящее двойным пламенем ненависти, которое иногда обращается в мою сторону. У меня есть секрет…
Любопытство, извращенное чувство или жалость двигали мною?
Молю Бога всем сердцем, чтобы это было чувство сострадания, вдохновившее меня. Стыд и жалость, и ничего более.
Я наливала холодную воду из фонтана прачечной, когда услышала приглушенную жалобу.
— Мо… Мо…
Я думала лишь о наших исчезнувших женщинах и внимательно осмотрелась. В прачечной имелась едва заметная дверь в заросший пылью и паутиной закуток, где бедный Хюхнебейн хранил картины и книги.
— Мо… Мо…
Звук доносился изнутри. Я приоткрыла дверь и вгляделась в сизый полумрак. Все было мирно и спокойно, стон прекратился. Я сделала несколько шагов… и вдруг ощутила, что меня схватили за платье. Стон послышался рядом со мной, болезненный, умоляющий:
— Mo… Mo… — и по кувшину несколько раз постучали.
Я поставила его на пол. И услышала легкое бульканье, словно из кувшина осторожно лакала собака. Уровень воды понизился. Нечто, Существо утоляло жажду!
— Мо!.. Мо!..
Меня погладили по волосам, касание было нежнее дыхания.
Мо!.. Мо!..
И жалоба превратилась в человеческий плач, плач ребенка. Я пожалела невидимое страдающее чудовище. В вестибюле послышались шаги. Я приложила ладони к губам, и существо замолчало.
Я бесшумно закрыла дверь тайного закутка. Кто шел по коридору? Мета?
— Вы кричали? — спросила она.
— Ногу подвернула…
Я стала сообщницей призраков.
Я принесла молоко, вино и яблоки. Ничто не появилось. Но когда я вернулась, молоко было выпито до последней капли, а вино и фрукты остались нетронутыми. Потом меня окружил какой-то ветерок и долго гладил меня по волосам…
Я снова принесла молоко.
Тихий голос больше не плакал, но касание ветерка было более продолжительным, даже более страстным.
Мета, похоже, заподозрила меня. Она бродит рядом с закутком с книгами…
Я выбрала более надежное убежище для моего загадочного протеже. Объяснила все знаками. Как странно махать руками перед пустотой! Но гость понял. Он, словно дыхание, последовал за мной по коридорам, но мне внезапно пришлось спрятаться в уголке.
По плитам скользил бледный свет фонаря. Я увидела Мету, которая спускалась по спиральной лестнице в глубине коридора. Она шла осторожно, как волк, прикрывая свет фонаря. Рапира сверкала. Я почувствовала, что существо рядом со мной испугалось… Ветерок лихорадочно забился вокруг меня, и я услышала жалобное: «Мо!.. Мо!..»
Шаги Меты затихли вместе с отдаленным эхом. Я сделала успокоительное движение рукой и перебралась в новое укрытие: что-то вроде кабинетного шкафа, о котором, похоже, все позабыли и никогда не открывали.
Дыхание на мгновение коснулось моих губ, и меня охватил странный стыд…
Наступил май.
Двадцать квадратных ярдов садика, который бедняга Хюхнебейн оросил своей кровью, покрылись белыми цветами.
Под чудесным синим небом лежал почти молчаливый город. Только яростное хлопанье дверей, поскрипывающих засовов и щелканье замков отвечали на крики ласточек.
Существо перестало осторожничать. Оно старается меня увидеть. Я внезапно ощущаю его вокруг себя. Мне трудно описать это — меня окружает облако безмерной нежности. Я пытаюсь внушить ему, что опасаюсь Меты, и тогда он исчезает, как затихающий ветерок.
Я с трудом выдерживаю пламенный взгляд Меты.
Четвертое мая: жестокий конец.
Мы сидели в гостиной, лампы горели, я закрывала ставни. Вдруг я почувствовала присутствие. Я с отчаянием вздрогнула и обернулась — встретилась в зеркале с ужасающим взглядом Меты.
— Предательница! — крикнула она и быстро захлопнула дверь.
Он стал пленником в гостиной.