Простите рассказчику — поверьте, я без малейшего упрека совести измордую вас, если нужно, — простите, если я, бросив стакан в огонь, закрою ладонями глаза и зареву, как дитя.
Танец Саломеи
Ненавижу предисловия и преамбулы.
Да здравствуют истории, в которые входишь, как нож в плоть!
Я всегда любил лачуги, которые, стоит лишь распахнуть дверь, встречают вас теплом очага, улыбкой обитателей и ароматом кастрюль.
Длинные коридоры, столь же фальшивые, как смех женщины, сразу отбивают желание попасть в курительные комнаты или на веранды, пристроенные в их конце.
Если хотите что-нибудь понять в глупом происшествии с Ньюменом Болканом Саллом, следует пояснить, что такое плавучий клозет с романтическим именем «Русалка».
Ньюмен Болкан Салл, такой же мультимиллионер, такой же идиот, такой же фат и такой же лицемер, как любой осел-янки…
Однажды, на горизонте Нантакета, очерченном синим и розовым цветами, появился пароход, плюющийся сажей, и тут же всплеск невероятной радости сотряс всю флотилию, стоящую в тоскливом ожидании на Ромовом пути.
«Русалка», дырявое корыто, которому давно пора покоиться на дне на глубине в пятьсот футов, явилась в новом обличье. В трюмах настелили полы из сосновых досок, к нему прикрепили столики, выкрашенные в голубой и кремовый цвет, в углу соорудили огромную стойку из непробиваемого, стального листа, иными словами, настоящую крепость, откуда бармен мог швырять в клиентов пустые бутылки, а иногда выпускать из револьвера пулю, сплав мельхиора и свинца.
«Русалка» стала плавучим дансингом, ибо между столиками и стойкой-крепостью ритмично отплясывали несчастные девицы, раскрашенные в красные и бело-кремовые цвета.
Они торговали усталыми ногами, бедрами и губами под звуки ста двадцати фокстротов, которые исторгал гигантский граммофон.
Клиентами «Русалки» были честные моряки, терпеливо ожидающие за пределами территориальных вод Штатов, иногда разбогатевшие на незаконной торговле спиртным бутлегеры, шпики американской полиции, которых узнавали по привычке обшаривать карманы пьяных моряков, а также наглые владельцы яхт, предпочитающие напиваться вне действия строгих законов.
Ньюмен Болкан Салл относился к последней категории клиентуры.
Ночью, когда яхта «Причуда» пристает к «Русалке», дансинг полон народу, а виски льется рекой.
— Думаю, мистер Ньюмен Болкан Салл допускает ошибку, собираясь в одиночку отправиться на этот плавучий притон, — замечает капитан Арчибальд Мидлей.
— Конечно, ошибка, — поддерживают его механик Кентакки Джонс и матрос Бредфорд Пилл.
— Словно нельзя выпить у себя на борту, — жалуется стюард.
Но экипаж тут же замолкает, ибо Ньюмен Болкан Салл выходит из крохотного роскошного салона, покашливая от промозглого морского бриза. С высоты своей щуплой и хлипкой фигуры бонвивана он окидывает взглядом темную массу «Русалки», высящуюся перед носом яхты.
«Тысяченожка, бросающая вызов бронтозавру».
Если такой образ и возникает в голове капитана Мидлея, он не высказывает своей мысли вслух. Его рука подобострастно взлетает в военном салюте к морской фуражке.
— Могу ли я напомнить мистеру Ньюмену Болкану Саллу об опасности, которая…
— Причаливайте, — приказывает щуплый миллионер тихим надтреснутым голоском.
Ньюмену Болкану Саллу не по себе, хотя перед ним водрузили ведерко со льдом, из которого торчит тонкое золотое горлышко бутылки, похожее на головку глупой водяной курочки, а у столика в приступе морской болезни сотрясается танцовщица.
Переборки трюма украшены крикливой рекламой и гирляндами дешевых цветов, перевитых лентами цветной бумаги.
Редкие лампочки, мигающие по воле кашляющей динамомашины, не в силах разогнать полумрак.
Огоньки сигар и сигарет превращают лица в чудовищные маски с провалами недобрых ртов с гнилыми зубами.
Два матроса-китайца с застывшими лицами цвета серы вслушиваются в меланхоличный припев, несущийся из граммофона:
Ньюмен Болкан Салл с ужасом замечает, что за соседним столиком сидит богатырского сложения альбинос с маленькой головкой на плечах. Его налитые кровью глазки неприязненно сверлят миллионера.
— Официант, шампанского! — приказывает он.
У громилы удивительно белые волосы. «Белые, как мясо рыбы, — думает про себя владелец „Причуды“, и сравнение вызывает тошноту, — а глаза…»
Что за глаза…
Эдип-пират.
Их следует выколоть, ибо красный цвет вызывает ужас, а темные мешки под ними похожи на сгустки крови.
Ба!.. Ньюмен Болкан Салл выдавливает из себя улыбку — у левого борта дансинга стоит «Причуда», яхта с экипажем крепких парней, вооруженных револьверами.
Но…
Надежное прикрытие исчезает — сирена тает в морском просторе.
— Сирена… яхты… — испуганно бормочет беззащитный Крез.
— Поймите, — объясняет бармен, — поднялось сильное волнение. Очень опасно для стоящих впритирку судов. Судно мистера отплыло. Но оно вернется за мистером.
Понимает ли Ньюмен Болкан Салл его слова!
Он остается в одиночестве и отдан на растерзание преступной толпы. Ему придется умереть, его убьют, как старого парижского консьержа.
Китайцы не сводят с него своих антрацитово-черных глаз.
Девицы толпятся прямо перед ним — плотная масса разрисованной плоти, на которой вспыхивают блестки и бриллиантовая пыль юбчонок.
Движимый фанатичным желанием выжить, богатый коротышка бросается к громиле с пурпурными глазами, сует толстый бумажник ему в руки, опускает в карман его замызганной куртки булавку с тяжелым бриллиантом, сыплет сверкающие кольца на замызганный стол.
Громила сверлит кровавым взглядом бледного недоноска и скрипучим голосом произносит:
— Гад! Зачем мне это барахло.
И принимается бить его.
Покрытый синяками Ньюмен Болкан Салл, хныча, возвращается на место.
Молодой человек в матросском берете, зловеще улыбаясь, подходит вплотную к столику миллионера, вытаскивает из кармана никелевый футляр, извлекает помаду и начинает красить губы и подводить глаза.
— А я не такой… — сюсюкает он с акцентом обитателя дна, хватая бумажник и булавку.
Вспыхивает зеленая лампочка.
Она словно плавает в плотном дыму — призрачный огонек в сумрачном небе.
Ньюмен Болкан Салл с ужасом созерцает зал — он попал в страну смерти.
Все умерли!
Все — матросы, официанты, посетители, бармен, девицы. Все мертвы, позеленели и разлагаются.
Зеленая лампочка убила всех.
Боже!
Судно заполонила гниющая человеческая плоть из морских бездн.
Вся та плоть, которая уцелела после клешней крабов, присосок спрутов, медленного и неотвратимого поглощения моллюсками, не попала в пасть прожорливых акул и избежала неумолимого заглатывания вязким илом, вырвалась на поверхность, прорвав водосвод, чтобы послушать фокстроты, поглазеть на танцы оголодавших девиц и выпить виски.
Ньюмен Болкан Салл поспешно схватил бокал и тут же с отвращением поставил на место.
Он заполнен темной жидкостью, мутной и тусклой, — в него налили желчь.
Фу!
— Зеленый свет, — шепчет он. — Противно, но куда деваться.
— Официант, ша…
Он не успевает заказать шампанское, чтобы подавить страх, — в зале появляется новая танцовщица, высокая-высокая, стройная, нереальная.
«Ниточка худющей плоти», — говорит он про себя и хочет засмеяться, но понимает, что сравнение не так уж забавно.
Душам, обитающим в стройных и прекрасных телах продажных девиц, первыми предстоит нырнуть в звездную бездну, где их ждет Господь.