— У меня к вам просьба, товарищ начальник, — сказал полковник. — Разрешите мне повидаться с моим сыном.
— Я не могу… — глядя куда-то мимо полковника, сказал Володя. — Нельзя. В нашем лагере очень строгие правила.
Ребята так и ахнули.
— Но я не видел сына уже два месяца. Я думал, что можно сделать исключение.
— Исключение… — Володя глотнул воздух и помолчал. — Я не могу… Понимаешь, па… То есть понимаете, товарищ полковник, исключений делать нельзя.
И Володя уставился на носки своих ботинок.
— Ух ты, — громко сказал какой-то малыш, — Володька родного папу в лагерь не пускает!
— Молчи, умник! — оборвал его стоявший рядом паренёк и надвинул малышу тюбетейку на самый нос. — Это ж принципиальность!..
У полковника еле заметно подёргивались уголки губ и вздрагивали брови, но он сохранял серьёзный вид.
— Ну что ж, — сказал полковник, — в таком случае придётся уйти не повидавшись. Но вот обида: Володя Афанасьев давно мечтает о велосипеде, а сейчас в магазин привезли очень хорошие машины. И, по-моему, как раз той самой марки, которую он хотел… Но я не уверен… Мне нужно было только спросить, а то парень останется без велосипеда.
Володя носком ботинка с силой бил о какую-то корягу. Не поднимая глаз, он сказал:
— Товарищ полковник, всё равно… Всё равно нельзя.
Ребята притихли. Они с напряжением смотрели на Володю.
— Вот это, братцы мои, начальник, — громким шёпотом сказал мальчишка в галстуке, повязанном на голую шею, — это, братцы мои, парень-гвоздь!
— Однако, — сказал полковник, — у вас чрезвычайно настойчивый характер, товарищ начальник лагеря!
— Да, — сказал Володя, — это у меня… по наследству. Меня отец так воспитывал. — И Володя впервые за весь разговор улыбнулся.
— Ну ладно, — сказал полковник и обвёл всех ребят своими весёлыми глазами, — значит, я ухожу… До свидания.
Он повернулся чётко, по-военному и вышел из ворот лагеря.
Володя с тоской глянул вслед отцу.
Ребята кинулись к Володе.
— Володька, — дёргали они его, кто за майку, кто за штаны, — так и отпустишь отца? Разреши только, мы догоним! Разреши!
Но Володя угрюмо молчал, покусывал губы и размазывал по лбу капельки пота.
В этот момент прибежала запыхавшаяся Танюшка, которая за минуту до того вдруг исчезла. За нею торопливо шёл Иван Тимофеевич — настоящий начальник лагеря.
— Товарищ начальник, — обратился Иван Тимофеевич к Володе, — разрешите мне на полчаса сменить вас?
— Разрешаю, — ответил Володя, и ноги его чуть не сорвались с места сами собой, но он сдержался и устоял.
— А теперь, — сказал Иван Тимофеевич, — я разрешаю тебе в виде исключения повидать отца!
— Ура! — хором крикнули ребята и вместе с Володей бросились догонять полковника.
Новинка
Генька трижды открывал рот и трижды усилием воли закрывал его снова. Ну и трудно держать язык за зубами, когда он так и норовит заговорить!
А ребят — полный вагон! Некоторых Генька знает по прошлогоднему лагерю, а многих видит впервые. Наконец Генька не выдержал:
— Эх, ребята, а что я везу с собой в лагерь! Новинка! Последнее достижение техники!.. В области… Стоп! — Генька вобрал в себя губы. — Красный свет!
— Ну уж загнул! Последнее достижение!
— А вот увидите! В лагере я вам такой фокус-мокус покажу — ахнете! По пятам за мной ходить будете!
— Да ты сейчас давай! Чего дразнишься!
— Хитрые! Так я вам и выложил!
Обычно Генька не мог спокойно жить на свете, пока не удастся кому-нибудь «сбыть» тайну, а тут — молчок, зубы на крючок, язык на полочку!
Генька отлично понимает, как важно иметь секрет. Уже сейчас он завладел общим вниманием. А в лагере — он им всем нос утрёт!
— Смотрите, ребята! — вдруг вскочила Лариса, которую ребята звали Лорка-Хлорка-Стиральный порошок. — Смотрите, что это такое с Мишей?
Миша, кряжистый парнишка, с головой-кочанчиком и носом-лопаткой, вёл себя очень странно. Он вдруг начал проявлять самые нежные чувства к Генькиному рюкзаку. Сперва он обнял его, потом принялся поглаживать, да так ласково, что, казалось, рюкзак вот-вот замурлычет от удовольствия.
Это Миша знакомился с Генькиным рюкзаком на ощупь — не наткнётся ли на что-нибудь подозрительное? Он даже принюхивался к нему, раздувая ноздри, отчего нос ещё больше походил на лопатку.
— Одно скажу, — как будто вскользь ввернул Генька, — меня-то уж санитары не вытащат из кровати за неотмытые ноги!.. Ножки будут — первый сорт. И смола мне теперь — нипочем!