«Сестрёнка!»… Вот тебе и суффикс «ёнк»!
Я обрадовался и стал повторять вслух всё подряд:
— Вар-ечк-а, мил-еньк-ая, сестр-ёнк-а…
Повторил три раза. Смотрю — что такое! Варька столбом застыла и разглядывает меня, будто перед ней какая-то исключительная личность и будто она меня первый раз в жизни видит. И, главное, смотрит, а сама так и сияет.
— Варька, — спрашиваю, — ты чего глазищи-то вылупила, как сова?
Варька отпрянула, покраснела и встала у окошка — нос в землю, а косицы кверху.
«У Варьки какие-то переживания», — подумал я.
Тут меня разобрало такое любопытство, что я спросил:
— Варька, ты что? То сияешь, как замок на портфеле, а то нахохлишься, как мокрая курица!
А Варька сначала даже и косёнкой не шевельнула… Потом пробурчала:
— Ладно уж, не притворяйся. Сам понимаешь!
Я ничего не понимал, но допытываться было некогда. Надо было с суффиксами кончать.
Назавтра я сидел учил уроки, а Варька с подругой Ирой что-то мастерили для своих ободранных кукол. У них кукольный театр, какие-то там медведи, кособокие зайцы… А собака… ой, собака! На спине два горба — ну не собака, а верблюд!
Тявкали они там, тявкали, завывали за ширмой, называется — репетировали…
Я учил вводные слова. Попались мне на глаза резинка и карандаш. Я составил предложение и сказал его вслух:
— «Дайте мне резинку и карандаш».
Теперь надо было вставить вводные слова.
— «Дайте мне, будьте добры, резинку и карандаш», — сказал я.
И тут вдруг загрохотали стулья. Варька с Ирой сорвались с мест и метнулись ко мне с такой быстротой, как будто на мне что-то загорелось.
«Сбесились они, что ли?» — мелькнуло у меня.
Смотрю — у Варьки в руках резинка и два карандаша, а Ирка, эта чернявенькая пигалица, которая до того тихонько всегда лопочет, что я и голоса-то её не знаю, — эта Ирка суёт мне прямо под нос карандаш «Тактика» двухцветный и огрызок химического[2]! И вдобавок из кармашка вытаскивает новёшенькую резинку.
Тут-то я всё сообразил. Я по грамматике упражнялся, а они, оказывается, всё взаправду поняли. Ну и чудачки!
Вот когда меня смех разобрал! Ну так я закатился — лбом об стол угодил. Варька и Ирка тоже — гы-гы-гы… Потом спрашивают:
— Чего ты смеялся?
— Да так, — сказал я. — А вы чего смеялись?
— А мы смеялись, потому что ты смеялся.
Я уже было рот открыл, чтобы всё им рассказать. Но тут меня осенило: вот почему и вчера Варька так сияла!..
И я решил не открывать секрета. И правильно сделал: они обе сразу стали такие добрые… Готовы были отдать мне свои резинки и карандаши даже насовсем, ещё и циркуль какой-то подсовывали. Но я решил, что это неблагородно, и, наоборот, сам подарил им на двоих одну рогатку. Новейшей конструкции.
Мне захотелось даже и в слове «девчонки» вместо суффикса «онк» поставить «очк» и называть их «девочки», но потом я передумал… «Девчонки» как-то выразительнее!
А интересно всё-таки получается — уж такая нудная вещь, как суффиксы, и то может пригодиться.
Оказывается, вот как надо девчонок воспитывать — при помощи суффиксов! И тогда выясняется, что девчонки — очень даже неплохой народ.
Галкино одеяло
Когда вспыхнул костёр, ночь сразу стала очень тёмной. Посерёдке костра стояла в полный рост огромная, раскидистая ёлка, врытая в землю по самую щиколотку.
Поджигали её четырьмя факелами с четырёх сторон. Поначалу огонь лениво лизал наваленный кольцом хворост, потом перепрыгнул на нижние ёлкины ветки и вдруг как рванёт вверх!
Ёлка вся засветилась изнутри, по всем её жилочкам, по каждой иголке, как по тончайшим стеклянным трубочкам, снизу вверх струилось дрожащее золото.
Ребята замерли. Они сидели так тихо, как будто вокруг костра не было ни души.
Костёр гудел, крякал, шумно вздыхал. Ёлка начала распадаться, иголочки отрывались, корёжились на лету, рассыпались искрами. Целый рой золотых точек, тире и запятых метался в чёрном воздухе. Искры сыпались ребятам на головы, попадали даже за ворот.
А из маковки костра в тёмное небо вырывались стремительные, тоненькие золотые струны. Вот налетел ветер, накренил маковку, и струны рассыпались целым облаком пламенеющих опилок…
Потом огонь упал на землю. Ребята придвинулись поближе к нему и принялись таскать из горячих угольев картошку — чёрную, хрустящую. Таскали чем попало — кто веткой, кто рукавом.
2
Химический карандаш — карандаш с особым графитом, который при смачивании пишет, как чернила.