Все испуганно замерли, лишь Игорь подошел, поднял один-из черепов.
— Ну, здравствуй, красавица! — сказал он серьезно-печальным голосом.
— Откуда ты знаешь, что это женщина? — спросил его Борода.
— Забыл, что ли, я ведь без пяти минут доктор. Уж женщину от мужчины и по черепу как-нибудь отличу… Мда-а… Завидная верность… Так что шапки долой: перед нами Ромео и Джульетта.
— Не юродствуй! — Эля подскочила к нему, выхватила из рук череп, положила рядом с другим на прежнее место на песке. — Может быть, они и в самом деле любили друг друга, а ты!.. Ты!..
— Подумаешь! А что я сказал? — Игорь недоумевающе обернулся к ребятам. — Чо я такого сказал-то? Чего это она на меня налетела? У нас в анатомичке…
— Ну и топай в свою анатомичку! — снова взорвалась Эля.
— Ребята, да вы что? — попытался вмешаться Борода. — Из-за чего разгорелся сыр-бор? — он протягивал руку то к одному, то к другому, взывая: — Ну, Игорь, ну, Эля!
Эля заплакала:
— Я знала, я чувствовала: что-то должно было случиться. Не может быть так хорошо, так бездумно хорошо… Я знала, я чувствовала…
— Успокойся, ну что ты? — обняла ее Верочка. — Пойдем, пойдем в палатку. Да ты вся дрожишь… Успокойся. Разве ж так можно?
Все еще плача, Эля обернулась, сказала:
— По… похоронить надо…
— Хорошо, похороним, — заверил ее Борода. — Ты, главное, не волнуйся. И зачем только я вас позвал сюда?
— Вот тебе и счастливый денек, — невесело усмехнулся Игорь, когда все вернулись к палаткам. Он подбросил в костер дров, сел у огня, глядя в него задумчивыми глазами…
Так и просидел он всю ночь у костра. А в палатке всю ночь проплакала Эля.
— Я тебя решительно не понимаю: из-за чего ты плачешь? — утешала ее Вера.
Эля и сама не знала, отчего она плачет. Может, и знала, только боялась себе в этом признаться… Никто ей до сих пор так не нравился, как Игорь. И умный, и красивый, и веселый, а вот душа-то, оказывается… И слезы ручьями лились из ее глаз — обидные, горькие слезы.
…Назавтра, как и обещал Борода, они перезахоронили черепа — чуть выше того места, где их нашли, — у крутого обрыва, под тремя соснами. Аккуратно засыпали песком, сверху приложили два камня, а к камням прислонили букетики цветов. Это Вера догадалась, нарвала где-то желто-синих цветов иван-да-марьи… Постояли молча, обнажив головы, как на настоящих похоронах, и лишь потом вернулись к своим палаткам.
Над озером вставало ясное чистое утро. Казалось, свет лился отовсюду: сверху, с боков, снизу — мерцал, струился, сверкал… Разливанное море света. Но никому не хотелось ни петь, ни плясать, ни купаться. Настроение у всех было подавленное.
Не сговариваясь, но как-то все разом начали собираться домой. Лишь один Борода не хотел уезжать.
— В чем дело, ребята? — уговаривал он всех. — Вы как маленькие. Как будто никогда смерти не видели… Вы посмотрите, какое солнце, какое небо, какой песок! Сочи! Да что там Сочи — Рио-де-Жанейро! А вы убегаете от такой красоты… Ну, поссорились — так помиритесь же! С кем не бывает?
— Да не в этом дело, Вадим.
— А в чем? В чем? Объясните мне, темному. Может быть, и я дорасту до вашего высокого интеллекта?
Но объяснять ему никто ничего не стал, лишь Игорь сказал как отрубил:
— Раз решили, значит, сматываемся. И точка. Приговор обжалованию не подлежит…
Эля на прощанье опять пришла в маленькую — под сосной — пещерку. Она опустилась наземь, прижалась ухом к песку. Земля молчала. Лишь наверху сосна шумела своими иголками, да плескалась волна, набегая на берег.
Эля лежала долго, очень долго, все вслушивалась… Наконец откуда-то издалека, будто с другого края земли, до нее донесся тонкий, дребезжащий, прерывистый звук — будто звонили колокола. Но, заглушая эти чарующие звуки, громко заскрипел под ногами песок — подошел Игорь. Он остановился чуть поодаль, словно боясь помешать Эле, тихо сказал:
— Ты, пожалуйста, прости меня, Эля. За эту ночь я многое передумал…
Она не ответила, потому что не слышала его слов. Сквозь шуршанье сосны и всплески озера, сквозь тишину ясного мирного неба прижатое к песку ее нежное ухо ловило совсем другие звуки — светлые и печальные, мрачные и суровые… Они, эти звуки, тревожили и томили душу, хотя Эля и не могла понять: откуда все-таки эти звоны? Звоны, далекие, как эхо…