— Боже мой, они же меня… будут мучать! — прошептала Лена. — А я… А я… Дура!
Задыхаясь от слез, она все целовала и целовала лейтенанта, тут же, на виду у немцев — под их гогот и улюлюканье. И тут сквозь весь этот грохот и шум лейтенант услышал над своим ухом тихое, просящее:
— Шура, убей меня… Шурочка!
Он испуганно оглянулся: Лена стояла на коленях и тянула к нему руки с худенькими дрожащими пальцами, а в глазах, полных слез и отчаяния, было столько мольбы:
— Если любишь — убей! — Лена зажала руками свое лицо, тело ее мелко дрожало от рыданий.
Вдруг стало тихо, хотя свист, крики и улюлюканье все приближались, но они отодвинулись куда-то далеко-далеко, а здесь, рядом, была только Лена, ее руки, ее глаза, ее губы. И губы эти шептали:
— Значит, не любишь, не любишь, не любишь…
— Люблю…
Она не услышала выстрела, лишь ощутила, как что-то легонько толкнуло ее в грудь, как раз в то место, где рвало гимнастерку готовое выскочить из груди сердце. А над островом, над озером, над землей, над всем миром качнулось и поплыло эхо, словно где-то далеко-далеко отозвались звоном колокола…
Веселухинские затинки
Как я попала в Веселуху
Я совсем недавно живу в Веселухе, всего четвертый год, но настолько полюбила ее, что порой мне кажется: я тут родилась. А открыла я деревню совершенно случайно. Поехала в лес за ландышами и заблудилась. Полдня плутала по лесу, из сил выбилась, села отдохнуть и вдруг услышала далекий собачий лай. Он и привел меня в небольшую деревушку, всю в яблоневом цвету. Сады цвели так пышно, что из-за них не было видно даже изб. Особенно меня поразил один сад: яблони, вишни, сливы цвели в нем, кажется, всеми оттенками, начиная с белого, через розовое, до ярко-красного. Еще ни разу в своей жизни я не видела такого буйного цветения. Будто спустилась на землю небесная радуга.
Как околдованная стояла я перед садом, пока не почувствовала, что рядом кто-то стоит еще. Это оказалась худенькая старушка в платочке горошками.
— Ты чегой-то, милая, словно не в себе? — спросила она.
— Красиво очень.
— Красиво, — согласилась старушка. — Только красота эта сиротская… Касьяновна-то, хозяйка сада, померла о прошлом лете.
Только теперь я заметила в глубине сада заросшую лопухами и крапивой чуть не да самой крыши небольшую избу.
— Продается? — спросила я.
— Кому продавать-то? Совсем безродная была наша Касьяновна. Да и кто ее купит?
— Я бы купила.
— Зачем покупать? Переезжай и живи, сколько душенька пожелает.
Так я стала каждую весну приезжать в Веселуху и жить здесь до поздней осени.
Сначала жители деревни меня немного чурались, потом привыкли, обзнакомились. Теперь навещают часто: кто кусок сала принесет, кто яиц, кто молока. Без гостинцев обычно не приходят — так здесь заведено. Ну, и я, конечно, не остаюсь в долгу. Помогаю, чем могу.
— Слышь, милка, не закажешь ли ты мне очки в городе? Совсем слепа стала. Не могу нитку в иголку вдеть.
— А мне книжку дай почитать. Только чтоб хорошую — про любовь.
— Иди ты выспись, Антиповна, — возмущается строгая баба Мавра. — Зачем тебе про любовь?..
— Как зачем? И по радио вон поют: «Любви все возрасты покорны».
Иногда эти просьбы совсем невероятны. Например, дед Никифор попросил достать ему телескоп. Зачем? Звезды наблюдать. Он и так чуть не каждую ночь наблюдает их в подзорную трубу, а в телескоп, сказывают, лучше.
Я всей душой полюбила этих старух и стариков — каждый из них с какой-нибудь да чудинкой. Нелегкую жизнь прожили они, а чудинка все равно осталась. Общие невзгоды сплотили их, и теперь деревня Веселуха живет как бы одной большой семьей. Живет дружно, уважительно. Случаются, конечно, ссоры, но несерьезные.
Например, из-за Степановниной индюшки, которая устроила себе гнездо и снесла яйца под вишней у Ленивой Саши, а та не заметила и раздавила гнездо. Степановна обиделась и два дня с ней не разговаривала. Тогда Ленивая Саша вместо индюшачьих вернула Степановне гусиные яйца, на что та ответила:
— Гусиные ешь сама.
И понесла Ленивую Сашу, что называется, по кочкам.
Ругались они до тех пор, пока не пришла Мавра-горюшница и не усмирила их, сказав, что если они не уймутся, то на том свете будут лизать горячие сковороды. Перспектива с горячими сковородами ни Степановну, ни Ленивую Сашу отнюдь не устраивала, и они помирились.
Смешно мне на них глядеть, но и горько. За их судьбы горько…