— Внимание! Приготовиться! Старт!
Однажды Леха чуть и в самом деле не улетел. Начиналась гроза, а он в силосной башне сидел. Молния как ударит в башню — искры кругом, а Леху так и вышвырнуло наружу, как щепку какую. Он не успел и опомниться — уже на земле лежит, приземлился, стало быть. После этого Леху в силосную башню и силком не затолкнешь, а на крыше зато аисты поселились, гнездо свили и живут.
Леха вышел аистов поглядеть, но их не было — улетели корм добывать, и тут он вспомнил про синий камень: «Может, сегодня достану? Тогда Галине отдам, чтоб матери в больницу свезла — все ж ей веселей будет с синим камнем-то».
На воде играло солнце и брызгало ярко в глаза, и, наверно, поэтому он не увидел сразу машин, что стояли по ту сторону Дымки. А увидел уже, когда вынырнул, и даже про синий камень забыл. Что за машины? Откуда столько? И что страннее всего, не машины, а будто хаты на колесах, с окошками, с занавесочками. В тени первой хаты лежал шофер, — Леха сразу определил, потому что руки в мазуте. Он, очевидно, спал — муха по носу ползла, — но только Леха подошел, открыл один глаз, а муха все равно ползла.
— О, абориген, — приветствовал он Леху, — ну, здорово, кореш.
— Здоров будь, — ответил Леха: шофер ему сразу понравился.
— Так это и есть деревня Старики?
— Ага.
— А ты, стало быть, местный житель?
— Ага.
— За «ага» поллитру не купишь. А кстати, магазин тут есть где поблизости?
— На Центральной.
— Далеко?
— Верст семь.
— Далековато.
Шофер вдруг резко поднялся и сделал на голове стойку. А Леха с удивлением увидел, что брюки у него были на гвоздиках. Самих гвоздиков, правда, не было видно, зато торчали повсюду от гвоздей шляпки.
— Умеешь так? — спросил шофер, стоя на голове.
— Не-а, — признался Леха, но тут же похвастался: — Зато я на пузе играть умею.
— Покажи.
Леха показал, но шофер даже не улыбнулся.
— Это что! — сказал он. — Я знал одного парня, так он языком ухо свое доставал. А ты попробуй.
Леха попробовал, не получилось.
— Ну, ладно, — примирительно сказал шофер, — не у всякого такие таланты. — И помечтал: — Закурить бы!
— Давай сходим к деду Егорычу, — предложил Леха, — у него самосад есть.
— Самосаду не употребляю, — гордо заявил шофер.
Он снова опустился наземь и закрыл глаза.
— Глухомань, — сказал он, — и как тут только люди живут?
— А что? — обиделся Леха. — У нас тут весело!
— От такого веселья и подохнуть можно.
Лехе стало жаль шофера, и он предложил:
— А хочешь, в вир нырнем, синий камень достанем.
— Зачем?
— Чтоб быть командирами.
Шофер засмеялся, взъерошил Лехе на голове волосы.
— Веди лучше меня к своему деду. Закурить страх как хочется.
По дороге Леха спросил:
— А вы зачем сюда приехали?
— Кино снимать. Натуру у вас тут нащупали.
— Какую натуру?
— Ну, печки разбитые. Не понимаешь!
Дед Егорыч встретил их с радостью:
— Заходите, заходите, не побрезгуйте. Сегодня ведь праздничек.
— У тебя, дед Егорыч, каждый день, считай, праздничек, — сказал Леха, потому что увидел: дед уже был навеселе.
— А ты погодь! — рассердился дед. — Слово я тебе не давал! Кыш под лавку!
Он предложил шоферу стаканчик, а сам пустился в философию:
— К примеру, почему я пью? От горькой доли одиночества, вот почему. Придешь домой, а в хате хоть волков гоняй.
Он бы и еще долго жаловался на одиночество, по шофер не дал ему разговориться: некогда, дедусь, на работе. Спасибо за угощение. И оревуар.
Леха проводил шофера к машине, и только тут они наконец познакомились. Оказалось, что шофера зовут Яшей, как и деда Егорыча.
— А у вас и вправду тут жить можно, — сказал Яша. Настроение у него явно повысилось.
По берегу Дымки возле печек сновали люди, протягивали провода, ставили прожекторы. Распоряжался людьми один, весь лысый, но с густой черной бородой, как бог в углу у бабки Аксиньи. Бог держал в руках какую-то трубу и громко кричал в нее:
— Левей! Левей! А теперь правей! Да левей же, я говорю!
Лехе нестерпимо захотелось крикнуть в эту трубу, а он, сам не сознавая того, подходил все ближе и ближе к бородатому.
— Кто это? — спросил он у шофера.
— Режиссер.
Яша еще был под хмельком, но держался прямо.
— А зачем он в трубу кричит?
— Чтоб все видели, что он тут главный.
Это и без трубы было видно, по одной бороде, но Леха промолчал, решил поглядеть, что дальше будет. А дальше как грохнет что-то, как задымит, и тут над своей головой он услышал голос. Не голос, а рев: