Леха хотел подбежать к отцу, но с другого бока ствола увидел сидящую Алису и остановился.
— Как же ты с ними справляешься, с бесенятами? — спросила Алиса, и Леха понял: бесенятами были они с Наткой. — Один и один?
— Галина приезжает.
— Галина, считай, отрезанный ломоть. А ты так думаешь и век вековать?
— Рано еще об этом, — сказал отец и нахмурился, — ты сама свою судьбу-то устраивай.
Алиса глянула на отца, и глаза ее заблестели от слез.
— Сам ведь знаешь, без тебя какая у меня судьба? Извелася вся, ни одной ночи не сплю, а ты хоть слово какое сказал бы. Ты не думай, что я твоему горю радая. Когда Вера была, разве я что сказала? Ни словечком не обмолвилась. Только сердце как пташка какая залетная… Ой, Мишенька, голубь ты мой ясный…
— Хватит, — сказал отец, — попела, и ладно. Дите б постыдилася.
Алиса заплакала.
— Гонишь? Ну, хорошо.
Она встала, закинула за спину косу.
— Не пожалел бы, Михайло Иванович.
И пошла прочь, как пьяная, волоча за собой шелковую красную косынку.
Лехе стало жалко Алису, и он пошел за ней. Шел и думал: надо было Яшу не с Галиной познакомить, а с тетей Алисой. Она — красивше. И коса длиннее. Может быть, Яша тогда бы и не уехал, а остался в Стариках. Сам же говорил, что ему кино до чертиков надоело.
Алиса не видела Леху, прошла немного полем и повернула к виру: там все еще продолжалось веселье. И вдруг среди этого веселья раздался чей-то страшный, захлебывающийся крик:
— Агрессор!
Музыка тотчас же смолкла, и все увидели бегущего с фермы бригадира Саню Маленького. Саня бежал и кричал дурным голосом: помогите! А следом за ним с обрывками веревок на рогах мчался Агрессор.
— Ложись! — крикнул батюшка, но никто его не послушался, а все кинулись к гумну, потому что оно было рядом.
Но Саня гумна вроде и не видел, а летел посреди улицы и кричал:
— Спасите!
Спасать его никто не решился, каждому своя шкура дороже, а, вбежав в гумно и закрыв за собой ворота, люди наперебой стали кричать Сане советы:
— Жми, жми, Саня!
— Не опозорь руководство!
— К виру, к виру давай!
Саня услышал и кинулся к виру. Но, подбежав к самой воде, в нерешительности остановился.
— Ныряй! — кричали ему из гумна.
— Да он, вишь, воды боится!
— А еще бригадир!
Саня изловчился и нырнул. Бык подбежал, а дальше-то ходу нет, и осадил. Только головой мотнул. Потом подошел к воде и стал пить. А Сани все нету, И долго-долго нет. В гумне даже забеспокоились:
— А вдруг утоп?
— Говорила ж — он плавать совсем не умеет.
— Возьмет да не вынырнет.
Но Саня все-таки вынырнул. Далеко, у самого того берега. Вылез, отряхнулся от тины и только тогда оглянулся. Агрессор на противоположном берегу спокойно пил воду.
— Тьфу, змей полосатый, только праздник испортил.
Потом он увидел, как к Агрессору подошел дед Егорыч и, похлопав его по морде, взял за веревку и повел обратно на ферму.
Праздник продолжался как ни в чем не бывало.
Утром отец запряг Стригунка, разбудил Леху с Наткой:
— Собирайтесь, в город поедем. Мать хочет с вами попрощаться.
Леха не заставил себя долго ждать, быстро натянул штаны, рубаху, а когда зашнуривал ботинки, вспомнил:
— Почему — попрощаться? Повидаться, наверно, хочет. Небось соскучилась.
Для Натки не нашлось ни одного чистого платья — все замазала, и отец сказал:
— Ладно, надевайте какое есть, в городе новое купим.
— Купим, купим, — запрыгала она с радости, а Леха обиделся: все Натке покупают, а ему — никогда.
— Ты — мужчина, — сказал отец и больше объяснять ничего не стал: мужчина, и все, думай как хочешь.
Леха и так знал, что он мужчина, но все равно обновку хотелось. Ведь в город, не куда-нибудь едут, в город — и без новой рубахи? Но спорить с отцом было нечего, раз сказал — значит, и будет. Хорошо еще, что Леха новую кепку надел — Виталька ему подарил, как приезжал, потому что ему она стала малая.
На телегу отец положил свежего сена, на сено еще одеяло, в одеяло укутали Натку. Леха с отцом ехал спереди, поэтому и увидел, как выбежала из хаты Алиса, босая, с растрепанной за ночь косой.
— Михайло Иванович, да куда ж это ты с детьми малыми? Оставил бы мне на пригляд. Аль не доверяешь?
— Вера привезти велела, да боюсь, не успеем уж.