Правда, не на того напала — Леха не из пугливых, ведь он не просто так по лесу бродит, он отца ищет, как разведчик. А разве разведчики пугаются?
— Папка-а! — кричит он, не потому, что совы боится, а чтоб спугнуть эти тихие, крадущиеся за спиной шаги, но они и сами смолкают, как только он останавливается. Леха прислоняется к стволу березы и долго слушает, не отвечает ли где отец. Нет, не отвечает, тихо в лесу, не тихо, конечно, а просто человеческого голосу не слыхать. Зато на все лады разливаются птицы, кто кого перепоет. И дятел тук-тук по стволу — отцов помощник.
— Какой же ты помощник, — говорит ему Леха, — когда ты тут, а отца нет? Где он, ну, скажи, где? А, не знаешь?
Долго ходил Леха по лесу, чуть не заблудился, когда солнце за облака скрылось, и тут вдруг услышал выстрел.
Отец! И сломя голову помчался туда, откуда долетел выстрел.
Когда он подбежал, то увидел: отец сидел на пне, а перед ним, распластавшись крыльями по земле, лежал перепел. На груди у него и около глаза застыли капельки крови.
— Зачем ты его? Он же маленький, — сказал Леха, и отец ничуть не удивился, увидев его перед собой, а только сказал:
— Всамделе — зачем?
Он встал с пня и, не глядя больше на перепела, стал складывать ружье.
— Пошли отсюда.
И зашагал в глубину чащи.
Леха потоптался около перепеленка.
— Паи, ты куда? Домой пойдем.
Отец послушался и молча повернул назад. Лехе нестерпимо хотелось рассказать отцу про свадьбу, про деда Егорыча, какой у него новый синий костюм и как он Алису за косу схватил да чуть не упал на кругу. И он уже начал рассказывать, но отец закричал на него:
— Замолчи!
Лехе что — он замолчал, хоть и обида взяла: он хотел отца порадовать, а тот в крик. Вот и пойми людей после этого. Нет уж, лучше он синий камень нырнет — достанет. Пора уж ему командиром стать, а то каждый кричит на него, лается.
Отец завернул к дому, а Леха — к виру.
Разделся на ходу, влез на сваю, воздуху побольше набрал и нырнул. И показалось ему на этот раз так светло вокруг, будто это не вода, а небо. Словно Леха не в вир — в небо нырнул. А в небе много-много радуг, ярких и круглых, как колеса. И долго-долго он плыл через эти радуги, разгребая их руками, пока не уперся головой в дно. Теперь уж раздумывать было нечего, надо было хватать камни. Как можно больше. Авось и синий попадется. Но что-то остановило его.
«Зачем мне много! — подумал Леха. — Я один возьму — синий».
И точно — подумал так и увидел его: на сером сплошном дне лежал синий камень. Леха схватил его и быстро-быстро вверх, даже глаза зажмурил. А когда вынырнул, то захлебнулся, вздохнуть не мог. Откашлявшись наконец, вылез на берег и только тогда вспомнил о камне, разжал руку. Сердце у него больно стукнулось обо что-то и подпрыгнуло к самому горлу — на ладони лежал синий камень. Леха не поверил и потер его об рубаху. Камень все равно был синим, словно и не камень это, а лежал на ладони у Лехи кусочек неба. Леха засмеялся от радости, а потом заплакал, но, плача, подумал, что когда-нибудь после, когда он вырастет и будет большим, он вспомнит эту минуту, как он достал синий камень, и ему станет хорошо, потому что сейчас ему хорошо. И оттого, что ему было хорошо, он и плакал. Слезы ведь не только от горя, но и от радости бывают. Мама сколько раз говорила ему об этом, а он не верил и только сейчас убедился. Когда слезы все же прошли, но не прошла радость, он оделся и спрятал синий камень в карман. Нет, не в карман, а в руку и руку держал в кармане, чтоб не потерять.
«Кому же мне его подарить? — подумал Леха, потому что радость переполняла его, и он уже забыл, что сам всю жизнь мечтал о камне, чтоб быть командиром. — Ладно, потом подарю», — решил он и пошел снова на свадьбу.
В сенях прямо на полу лежал Саня Маленький и невнятно выкрикивал:
— Даешь! Даешь!
А что «даешь» — и сам, видно, не знал. Рядом с ним сидели его двойняшки Танька-Манька и за руки тянули его в разные стороны:
— Пап, вставай. Пап, люди смотрят!
— Даешь! — в ответ кричал им Саня Маленький.
Другой же дедов дружка гармонист Славка изнемогал под тяжестью мехов — они не хотели никак расходиться. А гости требовали. Голоса их охрипли и осипли, но свадьба еще и не приближалась к своему разгару — не было драки. Гармонист играл, и все, кто еще на ногах, были на кругу.
За столом сидели только жених с невестой и молча, сосредоточенно о чем-то думали. Леха даже удивился: все пьяны кругом, а дед Егорыч не пьян. И тетя Алиса тоже. Лицо бледное-бледное, а глаза грустные. И вдруг повеселели ее глаза, чем-то встревожились. Леха поглядел туда, куда тетя Алиса глядела, и увидел отца. Он протиснулся между гостей и направился прямо к столу.