— Не трусь, — сказал он Лехе, когда они диван вносили, — теперь я каждый день буду катать тебя на своем мотоцикле.
— А как же Галина? — спросил Леха.
— Что Галина?
— Она ж тебя бросила.
— Ничего, — вздохнул Виталька, — не такая ж она дура, опомнится. Я подожду.
Кроме балкона, Лехе понравилась и кладовка, темная и таинственная. Вот где можно будет от Натки прятаться. А еще понравилась уборная. Ну, разве это не чудо? И никуда бегать не надо, особо в мороз.
Уходя, председатель пригласил всех на собрание в клуб, и Лехе уже не терпелось, хотелось и туда сбегать, чтоб поглядеть своими глазами, что там да как.
Отец не пустил:
— Заблудишься. А еще, — сказал, — в школу пойдем записываться.
— Когда?
— А вот как только устроимся.
Леха снова вышел на балкон, стал ждать, пока в доме управятся. Под балконом рос клен, ветки его чуть не в окно лезли, и Леха попробовал перепрыгнуть на него прямо с балкона. Не рассчитал и чуть не грохнулся наземь. Добро штаны за сук зацепились. Но сук закачался, и штаны затрещали. Леха молчал. Увидят — прибьют. Висел на суку и размышлял, что же делать дальше.
Первой его увидела Маруся.
— Правда, там хорошо? — сказала она и попросила: — Ты немного повиси, я тоже к тебе прилезу.
Только тут Леха испугался.
— Не смей! — крикнул он. — Убьешься!
Этот его крик и услышал, видать, Виталька. Но он был хорошим парнем и не стал никому докладывать, а просто подставил лестницу и снял Леху с дерева, лишь мазнул по затылку ладонью.
— Ну, ты — летчик! Летать можно с парашютом, а не так!
После обеда отец повел Леху в школу. Тетя Алиса тоже хотела с ними пойти, но надо было доить Красулю.
Леха шел и одной рукой держался за полу отцовского пиджака, — не будет же он, как маленький, держаться за руку. А на плечах скрипел новенькими ремнями ранец.
— Зачем он тебе? — спросил отец. — Нам ведь только записаться сегодня.
Леха не послушался. Записаться или не записаться, а у него, как у солдата, все должно быть с собой. Ранец за спиной, синий камень в кармане. Учительница посмотрит на него, скажет:
«Этого обязательно надо в школу принять, настоящий солдат».
Учительница так и сказала:
— Ишь, какой бравый.
Только она оказалась вовсе не учительницей, а директором школы и пожелала Лехе достойно начать свою трудовую жизнь.
— Учеба — это труд, — сказала она.
Леха усмехнулся: какой же это труд — ходить с новеньким ранцем за спиной. Не труд это, а счастье.
Правда, вслух он этого не сказал, про себя подумал. А тут пришел еще один мальчик записываться, и директор стала проверять его на сообразительность: сколько пальчиков на левой руке, сколько на правой. Леху она почему-то об этом не спрашивала. Но когда они уже собрались уходить с отцом, директор вдруг сказала:
— Погоди, Старков, может, и ты мне придумаешь задачку?
Леха думал, думал, даже глаза зажмурил от напряжения, но так ничего и не придумал. А тот, другой мальчик, придумал.
— Два отнять два, — сказал он, — сколько получится?
— Молодец! — погладила его по голове директор. — Ну, и сколько получится?
— Ноль! — гордо сказал мальчик.
А Лехе стало грустно: он не понял, что такое ноль.
Директор стала ему объяснять:
— Ну вот, смотри, Старков. Например, у тебя было два яблока и ты их съел. Что у тебя осталось?
— Два огрызка, — сказал Леха.
Долго потом отец смеялся над Лехой, когда они возвращались из школы домой.
— Сам ты огрызок, а еще злишься…
Леха не злился. Ему просто стало обидно. Разве ж он неправду сказал про огрызки, а они все смеются. Была б жива мама, она б не засмеялась. Мама прижала бы его к груди, приголубила.
«Хочешь, сынок, я тебе байку сбаю?»
Леха вдруг так ясно услышал мамин голос, что даже обернулся. Позади никого не было. Тогда Леха отдал ранец отцу и направился к телеге, одиноко стоявшей под липой. Залез, подстелил под голову сена и закрыл глаза.
«Рассказывай, мам».
Мать склонилась над ним, руки теплые-теплые, заговорила, как песню запела:
«Шел бай по стене, нес лапти на спине, сбаять ай не?»
«Сбаять», — сказал Леха.
«Шел бай по стене, нес лапти на спине…»
Дальше Леха не слышал. Только слышал, как Маруся дергала его за ногу, будила: вставай! Он не хотел вставать, потому что снилось ему, что он вовсе не спит, а идет с отцом на колхозное собрание. На собрании много-много народу и все хлопают, не ему, конечно, а председателю. Но вот председатель поднимает руку и говорит: