— Сейчас печку растоплю, — засуетился дед Кузьма и кинулся в сенцы за дровами.
Из-за дождя в хате был полумрак, может, поэтому Иван Макарович не сразу заметил сидящую в дальнем углу женщину.
— Простите, здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответила та, но даже не взглянула на него, занятая чем-то своим, а чем, Иван Макарович так и не разглядел.
С охапкой березовых дров в избу ввалился дед Кузьма.
— Везет мне сегодня на гостей, — сказал он, подкладывая в печь шуршащую, сухую бересту — для растопки. — Только собрался в баню, гостья на порог. А ты что же, Макарыч, не знаешь? Это ж ваша, снегиревская, учителка. Грибы в лесу собирала и заблудилась. А тут дождь…
У ног учительницы стояла корзина с несколькими колосовичками, сама же она сидела спиной к окну, а руку держала почему-то вытянутой вперед и чуть-чуть вверх, как для салюта. И только приглядевшись, Иван Макарович увидел, что по оголенной руке у нее ползет пчела.
— Укусит, — засмеялся он.
Учительница лишь улыбнулась:
— Зачем ей меня кусать? Я ей зла не желаю.
— Придвигайтесь к огню, — пригласил дед Кузьма, — сушитесь.
— Так вы новый биолог? — догадался Иван Макарович. — Вера Сергеевна, кажется? Ну, как там моя дочь Катя?
— Очень любознательная девочка, — ответила Вера Сергеевна. — Правда, иногда подленивается. Но с кем не бывает? Это ведь дети…
Она придвинулась к самой печке, стала смотреть в огонь. Короткие волосы ее, подсыхая, чуть курчавились к сползали на глаза. Тогда она нетерпеливо отбрасывала их взмахом головы, но волосы опять падали на лицо, мешая глядеть в огонь.
— Дети, — вздохнул Иван Макарович, — милые мои ребятишки.
— А вы что — тоже учитель? — спросила Вера Сергеевна.
— Бывший.
— Не понравилось?
— Просто судьба так сложилась.
— Судьба? — переспросила Вера Сергеевна, и в голосе ее он уловил насмешку.
— Не судьба — райком партии. Вызвали, рекомендовали.
— И вы согласились?
— Как видите, — Иван Макарович развел руками. — Теперь уж, наверное, все перезабыл. В каком году были Пунические войны?
Вера Сергеевна переправила ползшую пчелу на другую руку и лишь потом взглянула на председателя…
— Конечно, зарплата современного учителя…
— Не в зарплате дело, — не дал ей докончить Иван Макарович, — хотя…
Он взял кочергу, поправил в печи поленья, отчего огонь полыхнул так жарко, что Вера Сергеевна отодвинулась.
— Вы моей пчеле крылья опалите. А без пчел у вас и рожь не зацветет… — Приподняла руку, давая возможность ближе разглядеть мохнатую, в белых ворсинках пчелу. — А все-таки почему вы сменили профессию? — помолчав немного, спросила она.
Иван Макарович засмущался, сгреб в ладонь свою бородку.
— Как вам это объяснить… Понимаете, ведь я тут родился.
— Ну и что? — не приняла его ответа Вера Сергеевна.
— Да ведь уже по одному этому на мне лежит, думается, некая ответственность. А может быть, даже вина…
— Вина? Перед кем?
— И снова не знаю, как вам сказать… Ну, перед людьми, перед землей… Перед совестью своей, наконец. Нужно же было кому-то поднимать колхоз — совсем разваливался. Руководители — сплошь «варяги», что им до наших деревенских бед. Вот я и взялся. — Он улыбнулся: — К тому ж, можно сказать, я не менял профессии. Председатель колхоза тоже воспитатель.
— Выходит, вы смирились со своей судьбой?
Она посмотрела ему прямо в глаза — так смотрят судьи или дети, требуя ответа начистоту, и он честно признался:
— Кажется, смирился… И только иногда во сне уроки веду… Двоечки в журнал ставлю…
— Хорошо, что во сне хоть — двоечки-то, — раздумчиво согласилась Вера Сергеевна и умолкла, будто забыв и про самого Ивана Макаровича, и про их разговор.
Теперь они сидели молча, лишь огонь потрескивал в печи да за окном то и дело сверкали молнии, погромыхивал гром.
— Кажись, проносит, — крестился дед Кузьма. — Оно бы и хватит…
Ивану Макаровичу хотелось расспросить Веру Сергеевну, как попала она к ним — по распределению или по своей охоте, и надолго ли, но он почему-то не решался. К тому же хорошо было сидеть в старой деревянной избе, смотреть в огонь и ни о чем не думать. Сидеть и все. Но чтоб рядом сидела и она — такая строгая, большеглазая, с короткими волосами, все время падающими на глаза. Правда, сбоку Ивану Макаровичу был виден лишь один ее глаз, прикрытый длинными густыми ресницами. И был он странно похож на ползающую у нее по руке мохнатую пчелу.
Вера Сергеевна пошевелилась.
— Чему вы улыбаетесь? — спросила она.