— Почему? — спросил Заграй.
— У него небось и без меня хватает.
— Ну и чудачка ты!
И так они сидели в ночи и болтали невесть о чем. Хорошо им было. Фрося наконец осмелела, придвинулась к нему, робко положила руку на его плечо.
— Не обижайся на меня, Ванюша, ладно? Жалко мне тебя, но и Ваську жалко. Дурной ведь, пропадет без меня.
Он обнял ее, погладил по волосам, убеждая:
— Себя б пожалела. Ведь не любишь его — вижу, что не любишь. А я для тебя… Ну, не знаю, чтоб сделал! Хоть звезду с неба!
— Обожгешься, — засмеялась Фрося, — звезда небось горячая…
— Как ты…
Она с трудом оторвалась от него, попросила:
— Ты мне не звезду, а лучше б печку сделал.
— Печку?
— Ну да, на колесе. Как маме.
— И сделаю! Ты только доверься мне. И дом новый построю. И печку лучше этой. Все сделаю! Только поцелуй…
— Ага, хитренький, — увернулась Фрося и встала, — сделаешь печку, тогда уж… А то а вас знаю!
…Заграй оказался человеком дела. Не прошло и недели, как в тихой Лупановке на все лады застучали звонкие топоры. Для новой избы бывший старшина выбрал самое красивое место: на высоком берегу речки, посреди брошенного яблоневого сада. Работали в четыре руки: дед Степочка тоже воодушевился, забыл про свои годы и так играл топориком, что любо-дорого было на него глядеть.
Уже возводили четвертый венец, когда к ним пожаловал председатель.
— Это что же вы тут, граждане, делаете?
— Не видишь, — ответил дед Степочка, — аэродром строим.
— Но в Лупановке строительство запрещено!
— Почему? — в упор спросил его Заграй.
— Сносить будем деревню, умирает она.
— А чего это вы все в яму деревню толкаете? — взорвался дед Степочка. — Скорой смерти ей желаете! Умирает, по еще не умерла! Рано хоронить-то!
Но председатель оборвал деда Степочку.
— Если вы действительно хотите у нас обосноваться, — сказал он, обращаясь к Заграю, — так стройтесь в поселке. Будем только приветствовать. Колхоз поможет.
— Никакой мне помощи не нужно, — ответил Заграй. — А в поселке? Я был у вас там. Разве сравнить? Ни одного деревца. Сплошной камень. Камней и в городах хватает. Коробки в пять этажей. Разве ж это деревня? А тут, смотрите, сколько простору! Красота!
— Так-то оно так, — задумчиво проговорил Иван Петрович, — однако по перспективному плану развития колхоза…
— План для людей, — опять вмешался дед Степочка, — а не люди для плана. Ну и что, если Фроська не хочет в поселок идти, свое подворье бросать, где предки ее аж до которого колена?..
— Ну, хорошо, — смягчился председатель, — построитесь. Так и будете жить одни в деревне?
— Я построюсь, — сказал Заграй, — может, и другой кто захочет. Глядишь, и возродится деревня. Деревню-то надо спасать, а не уничтожать.
Он повел вокруг себя рукой:
— Представляете, вдоль реки целая улица добротных деревянных домов — коттеджей. С газом, с водопроводом. Да люди бы сюда валом повалили. Из городов, не то что из поселков. И назвать бы эту улицу — Соловьиная.
— Это уж точно, — мечтательно произнес Иван Петрович, — соловьи тут поют… завлекательно!
— Вот видите…
— А если по шапке? — спросил председатель. — Мне таких соловьев навешают, что не образумишься.
В общем, так и уехал ни с чем председатель, на прощанье Иван Петрович предупредил:
— Как правление колхоза решит. Разрешит строительство — стройтесь, нет — на меня не ссылайтесь. Я вас предостерегал.
— Ладно, катись… предостерегщик, — вслед отъезжающей машине бросил дед Степочка и снова взялся за топор. — Ничего они с нами не сделают, — убедил он Заграя. — Построим избу, не станут же ее рушить.
— Пусть попробуют!
Теперь, предупрежденные председателем, они еще больше заторопились. И дети, и сама Фрося — все помогали строить. Работали споро, дружно, изба поднималась как над дрожжах — венец за венцом.
Два раза в деревню наведывался Василий и оба раза не заставал Фроси. Она на телятнике была в это время. Но ей передали. Дескать, грозил муж разводом, а еще говорил, что и новой избе несдобровать. Фрося лишь усмехнулась на эту угрозу. За последнее время она словно забыла про Ваську. Пускай бесится, раз еще не набесился. Пора бы и остепениться, ведь накуролесил на своем веку. К тому же она узнала, что Васька ввел в свою новую квартиру почтальонку Зою, а Зоя не только Ваську потчевала каждый день «блондинкой», но и сама с ним из одного стакана потягивала.
«Ну и ладно, — думала Фрося. — Вот и подобралась парочка — баран да ярочка».