- Если бы каждый месяц такая революция, я стал бы стекольщиком, - говорил дядя Юсуп. Его большие черные глаза на худом, длинном лице были веселыми в эти дни.
Он купил еще два ящика ламповых стекол и два ящика оконного стекла.
- Вот не думал, что на стекле разбогатею, - говорил он Талибу. - Никак не думал. Скоро богаче Усман-бая будем.
Впрочем, до Усман-бая им было далеко. За три дня они один раз поели плов, а остальные дни питались лепешками с чаем и мучной болтушкой - экономили.
Однажды утром дядя Юсуп сказал Талибу, что он один пойдет на базар за тележкой и стеклом, потому что Талиб должен наколоть саксаула. Кроме того, у них прохудился кумган, высокий медный кувшин, и его надо отнести к паяльщику посуды. Талиб начал с кумгана. Он пошел в соседний квартал, где жил паяльщик, и стоял возле его дома, когда вдруг увидел Тахира в необычном наряде. На нем была суконная русская курточка с блестящими пуговицами, на голове красовалась фуражка, а на боку висела сумка почтальона.
- Привет, Талибджан, - весело еще издали помахал ему Тахир-поденщик. - Уж не тебе ли я обязан своей новой работой, а? Вдруг два дня назад меня вызвал на почту сам начальник и сказал: «Нам нужен почтальон с узбекской улицы, потому что Рахманкула мы уволили». Этот Рахманкул, видно, сильно навредил революции. Три дня назад его уволили, вчера днем к нему приезжал кожаный человек, но не тот, который привез тебя, а другой, у него только тужурка кожаная, а брюки матерчатые, и ездит он на бричке. Он велел Рахманкулу сегодня утром явиться в Совет депутатов. А Рахманкул дома не ночевал, рано утром оседлал лошадь во дворе Усман-бая и уехал из города. Сильно испугался. Никто не знает, куда уехал. Даже жена не знает.
Тахир быстро выпалил все это, похлопал себя по сумке и спросил:
- Это ты рассказал кожаному человеку про Рахманкула? Не отпирайся, конечно, ты. А про меня тоже ты ему рассказал? Спасибо, дорогой Талибджан. За меня спасибо и за Рахманкула тоже.
- Я про вас ничего не рассказывал, - честно признался Талиб. - Про Рахманкула, кажется, немного рассказывал.
- Все равно спасибо! - сказал Тахир. - Проси что хочешь - выполню. Если от отца письмо придет, бегом принесу.
Новый почтальон весело побежал дальше, хлопая рукой по кожаной сумке. Сколько Талиб помнил себя, столько он помнил и страх перед полицейским, когда тот на лошади проезжал по улице. Лошадь была грузная, как ломовая, и Рахманкул сидел на ней грузно. Зимой он ходил в длинной шинели, летом - в мундире, но всегда с шашкой, наганом и с плеткой в руке. Детей пугали Рахманкулом, взрослые мужчины замолкали при его приближении, женщины, встретясь с ним, убыстряли шаг, старики, сидевшие возле дома или у арыка, вставали, когда он подходил. Так было при царе Николае, но и при Керенском страх перед Рахманкулом еще жил в людях.
Обо всем этом думал Талиб, возвращаясь домой с запаянным кумганом в руках. Он так был занят своими мыслями, что не заметил распахнутую калитку и кауши, стоящие на террасе. Все это он заметил чуть позже.
Талиб взял топор и принялся за саксаул. Колоть саксаул трудно: все древесные пряди переплетены и разрываются в самых неожиданных местах.
Запыхавшись, Талиб распрямился, чтобы перевести дух, и тут увидел кауши на террасе. Он медленно, с удивлением и замиранием сердца подошел ближе. Нет. Это были знакомые кауши дяди Юсупа. А он-то думал… Но почему дядя вернулся из города так рано?
Талиб вошел в комнату и увидел Юсупа-неудачника. Он лежал на полу, лицо его было прижато щекой к ковру и повернуто к стене, руки безжизненно раскинуты. Талиб окликнул дядю, но тот не отозвался и не пошевелился. Осторожно обойдя его, Талиб встретился с тоскливым, остановившимся взглядом.
- Дядя Юсуп, - опять позвал, вернее, прошептал Талиб.
Тот неожиданно быстро перевернулся на спину и сел.
- Что с вами? - еще тише прошептал Талиб.
Дядя не отвечал. Он встал на колени лицом к Мекке и начал отбивать поклоны. Делал он это размеренно и долго, пока не закашлялся тяжелым чахоточным кашлем. Талиб стоял в страхе и недоумении.
- Мы нищие, - жалобно сказал дядя Юсуп. - Мы беднее нищих. Ночью злодеи взломали лавку, эти гнусные воры… - Тут дядя Юсуп заплакал и опять повалился на ковер лицом вниз. Потом он опять стал молиться, наконец немного успокоился и рассказал все по порядку.
Ночью в лавку залезли воры и украли все, что там было: синьку, мыло, иголки, нитки и ящик ламповых стекол. Воры не могли взломать замок или просто слишком торопились. Они оторвали его вместе с доской двери и вырвали косяк из глиняной стены.
- Мы нищие, мы беднее нищих, - причитал дядя. - Я все брал в долг, я накупал товар, мне нечем расплатиться. Мы совсем нищие. Это я виноват. Я совсем забыл аллаха от радости, что мне так стало везти. Я пропускал молитвы, когда ходил вставлять стекла, я торопился заработать, и аллах покарал меня. Нет кары справедливее кары небесной, но почему так жестоко ты наказал меня, о всемогущий?