Садык не понимал, про что говорит девушка. Зато сказанное Иваном было вполне понятно:
— Значит, мы договорились, Рита, насчет кино? На семь брать или на девять?
— На девять, — после минутного молчания ответила девушка.
— Ну, до свиданья, — к великой радости Садыка, сказал Иван.
— До свиданья, — сказала девушка. — Спасибо, что проводил.
И тут Иван совершенно неожиданно, во всяком случае совершенно неожиданно для Садыка, притянул девушку к себе и поцеловал. Садык изо всех сил зажмурился — уж очень близко все это происходило. Так он стоял довольно долго и, вдруг испугавшись, что Иван ушел, открыл глаза. Молодые люди все еще целовались. Осторожно, чтобы не наделать шуму, Садык отступил за угол.
Иван вышел из переулка и наконец-то направился в сторону своего дома. Он шел по мостовой и, отойдя шагов сорок, стал потихоньку насвистывать тот самый марш, который сегодня на танцплощадке играл военный духовой оркестр. Садык шел по тротуару и все еще прятался в тени деревьев. Ему не хотелось, чтобы Иван понял, что за ним следили. Пройдя два квартала, Садык вышел из тени деревьев на мостовую и тихо сказал:
— Дядя Иван…
Иван оглянулся. Садык подбежал к нему.
— Дядя Иван, — сказал он, — вы меня простите, я все время за вами шел, боялся вас потерять.
Иван не сразу узнал Садыка.
— Я к вам домой заходил. Мне сказали — вы в парк ушли. Я вас в парке искал. Вы танцевали. Я за загородку пройти не мог. А потом вы мороженое ели. — Садык понимал, что честнее сказать всю правду. — А потом я боялся, что потеряю вас, вот и шел все время за вами. Вы меня простите. Но я ничего не видел, я, когда надо было, отворачивался.
Иван засмеялся:
— Откуда ты знал, когда надо отворачиваться? Ладно, ладно, я не сержусь. Чего тебе?
— У вас та пластинка цела? — спросил Садык. — Ну, та, на которой голова как солнце, а сзади дувалы…
— Цела, — сказал Иван. — Кажется, я ее не выбросил.
— Понимаете, дядя Иван, мне очень нужна еще одна карточка. От этого судьба человека зависит. На той карточке получились два человека, которые, наверно, убили нашего Махкам-ака. Сегодня арестовали моего отца, а мой отец ни в чем не виноват, он не убивал, понимаете? Понимаете, они убили из-за печати, им нужна была печать…
— Погоди, — сказал Иван, — так я ничего не понимаю. Пойдем ко мне домой, посмотрим пластинку, и ты мне все подробно расскажешь.
Через час Иван стучался в окно к Михаилу Сазонову. Над занавеской показалось испуганное лицо Фатимы.
— Что-нибудь случилось? — спросила она.
— Буди своего, работенка есть по его части.
Михаил вышел на крыльцо полностью одетый, на голове была кепка.
— С тобой что-нибудь? — спросил он Ивана.
— Нет, — ответил тот, — со мной в порядке. Мальчонка вот тут… сам тебе расскажет.
— А до утра подождать нельзя? — опять спросил Михаил.
— Это уж ты сам решай. Если хочешь, на завтра отложим. Только вот у него, — Иван показал на Садыка, — отца сегодня забрали. Он, по рассказу, невиновный выходит, а виновные на воле гуляют.
Все трое уселись на каменном крыльце, и Садык начал рассказывать обо всем, что знал. О том, как Кудрат украл печать, и как ночью, положив ее на место, увидел труп председателя махалинской комиссии, и о том, как бухгалтер Таджибеков и милиционер Иса допрашивали ребят, и о том, что Кудрат видел сапоги возле сарая во дворе рядом с махалинской комиссией, и о том, что этот двор принадлежит милиционеру Исе, но сам он там не живет, а живет в доме Таджибекова, и о том, как таинственно исчез Кудрат.
Михаил Сазонов внимательно вгляделся в лицо Садыка.
— Малый, — сказал он, — а не был ли ты около свалки, когда мы там ящик нашли?
— Да, — удивленно сказал Садык, — это были мы с Кудратом.
— А Кудрат этот или ты что-то про печать говорил?
— Это не я, — сказал Садык, — это он спросил: «А что, если печати там не было?» Он же знал, что печати не было.
— Да, да, да, — сказал Михаил Сазонов, — так именно он и спросил. Помню еще, что милиционер тогда как-то встревожился. Я же это заметил тогда и понял вопрос, а потом из головы вон. А ведь действительно этот Иса встревожился.
— Он потом еще у Кудрата спрашивал, — сказал Садык. — Он спрашивал: «Что ты про печать говорил там, на свалке?»