Я уже нервничаю. Я же вижу, куда идет разговор.
– Неужели ни разу? – Он тянется к полке.
От досады мне хочется тряхнуть лестницу, но лучше уж Мэт откроет книгу, чем разобьется насмерть. Наверное. Он уже держит в руках толстый том в черном переплете, рискуя упасть. Лестница с Мэтом покачивается, я скрежещу зубами.
– Слушай, Мэт, – голос у меня вдруг становится визгливо-плаксивый, – может, хватит…
– Это так круто.
– Давай-ка ты…
– Реально круто, Дженнон. Ты что, не видел? – Прижав книгу к груди, он спускается на ступеньку.
– Погоди! – (Лучше с этой книжкой далеко не уходить.) – Я поднимусь.
Я ставлю вторую лестницу рядом и прыгаю по перекладинам; вот я уже поравнялся с Мэтом и мы вполголоса дискутируем в тридцати футах над землей.
По правде говоря, мне, конечно, любопытно до смерти. И я зол на Мэта, но в то же время благодарен, что он взял на себя роль демона-искусителя. Прижимая толстую книженцию к груди, он подается ко мне. Тут темно, поэтому и я наклоняюсь к нему, чтобы лучше видеть.
И вот за этим Тиндал и остальные прибегают по ночам?
– Я-то надеялся, что это какая-нибудь энциклопедия кровавых ритуалов, – говорит Мэт.
На развороте раскинулась убористая матрица букв, плотное одеяло глифов практически без пробелов. Шрифт крупный, жирный, с острыми засечками. Я узнаю алфавит – обычная, привычная латиница, – но не слова. По сути, слов и нет. Страницы испещрены длинными рядами букв – какая-то совершенно нечитаемая тарабарщина.
– Хотя, – продолжает Мэт, – откуда нам знать, что это не энциклопедия кровавых ритуалов…
Я беру с полки другую книжку: высокую и тонкую, с ярко-зеленой обложкой и коричневым корешком. Она подписана «Кресимир». В ней то же самое.
– Может, это головоломки, – гадает Мэт. – Какое-нибудь продвинутое судоку.
По сути, да, клиенты Пенумбры как раз из тех, кто сидит в кафе с шахматными задачами и субботними кроссвордами и вписывает ответы в газету, изо всех сил давя на синюю шариковую ручку.
Далеко внизу звякает колокольчик. Нервный импульс леденящего страха стремительно совершает полет от моего мозга к кончикам пальцев и обратно. От дверей доносится тихий голос:
– Есьть здиесь кто?
– Ставь на место, – шикаю я на Мэта, а сам стремглав бросаюсь вниз.
Задыхаясь, слетаю с лестницы и узнаю Федорова. Он старше всех клиентов, которых я видел, – белоснежная борода, кожа на руках тонкая, как прозрачная бумага, – но, пожалуй, взгляд яснее всех. Вообще-то, он очень похож на Пенумбру. Федоров кладет книжку на стол – он возвращает «Кловтьера», – громко ударяет по прилавку двумя пальцами и сообщает:
– Теперь я вазьму «Мурао».
Что ж. Отыскав Мурао в базе данных, посылаю за ним Мэта. Федоров смотрит на него с любопытством:
– Новый прадавец?
– Это мой друг, – отвечаю я. – Он просто помогает.
Федоров кивает. Меня посещает мысль, что Мэт мог бы сойти за самого молодого члена клуба. Сегодня они с Федоровым оба в коричневых вельветовых брюках.
– Ты сам тут сколька, трицыть семь днией уже?
Я не считал, но да, наверняка ровно тридцать семь. Эти люди точны во всем.
– Так точно, мистер Федоров, – весело подтверждаю я.
– И што думаешь?
– Мне нравится. Лучше, чем офисная работа.
Федоров кивает и подает мне свою карточку. Разумеется, он 6KZVCY.
– Я трицыть лиет работал в «Эйч-Пи». – (Он произносит «Эйш-Пи».) – Вот это был офис. – А потом спрашивает: – Какгда-нибудь пользавалса калькулятарам «Эйш-Пи»?
Мэт приносит «Мурао». Это большая книга: и толстая, и широкая, в крапчатом кожаном переплете.
– Ну еще бы, – отвечаю я, оборачивая книгу коричневой бумагой. – Я все старшие классы прошел с графическим калькулятором. «Эйч-Пи – тридцать восемь».
Федоров сияет, будто хвастается перед внуком:
– Я работал над двацыть восьмым, это предшественник.
Я улыбаюсь.
– Думаю, мой так у меня где-то и лежит, – говорю я и кладу «Мурао» на прилавок.
Федоров хватает его обеими руками:
– Спасиба. Знаешь, што в тридцыть восьмом нет абратнай польскай записи? – И похлопывает по своей книге (кровавых ритуалов?) со значением. – А нада сказать, для нашего дела она очень палезна.
Похоже, Мэт прав: это судоку.
– Буду иметь в виду, – говорю я.
– Ладна, еще раз спасиба.
Звякает колокольчик, и Федоров медленно уходит по тротуару в сторону автобусной остановки.
– Я заглянул в его книжку, – сообщает Мэт. – То же, что и в других.
То, что и раньше казалось странным, теперь кажется еще страннее.
– Дженнон. – Мэт переводит на меня пристальный взгляд. – Я должен кое-что спросить.
– Дай угадаю. Почему я еще ни разу не заглянул…