Выбрать главу

Я сдаюсь:

— Ладно, только держись крепко. И книги не трогай.

— Не трогать? — спрашивает Мэт, встряхивая лесенку. — А если я захочу купить одну из них?

— Эти не продаются — их берут читать. Надо быть членом клуба.

— Раритеты? Первые издания?

Мэт уже далеко от земли. Он шустрый.

— Скорее единственные издания, — отвечаю я. — Вне книжного индекса.

— А о чем они?

— Не знаю, — признаюсь негромко.

— Что?

Повторяя громче, я понимаю, насколько тупо это звучит.

— Я не знаю.

— Ты что, ни разу не заглянул?

Мэт останавливается и смотрит на меня сверху. Недоверчиво. Мне уже тревожно. Я вижу, к чему идет дело.

— Серьезно, ни разу?

Он тянется к полке.

Я думал потрясти лестницу, чтобы показать свое недовольство, но единственным исходом, более неприятным, чем Мэт, заглянувший в книжку, был бы Мэт, который разбился насмерть, упав со стремянки. Наверное. Книжка уже у него в руках: толстый том в черной обложке, с ним Мэту нелегко удержать равновесие. Мэт балансирует на ступеньке, а я скриплю зубами.

— Эй, Мэт, — говорю я, и голос у меня внезапно тонкий и плаксивый. — Может, ты просто постави…

— Занятно.

— Тебе не…

— Правда занятно, Дженнон. Ты этого не видел?

Прижав книгу к груди, он делает первый шаг вниз.

— Погоди!

Почему-то кажется, что, если книгу не уносить далеко от ее места, нарушение будет не таким серьезным.

— Я поднимусь.

Я ставлю вторую лестницу рядом и карабкаюсь скачками. Через миг мы с Мэтом на одном уровне, и на высоте тридцати футов шепотом совещаемся.

Правда такова, что мне, конечно, до смерти любопытно. Я злюсь на Мэта, но и благодарен, что он сыграл роль беса, подталкивающего под локоть. Удерживая толстый том перед собой, он показывает мне страницы. Здесь темно, и мне приходится отклоняться в проход между стеллажами, чтобы хоть что-то разглядеть.

Вот за этим Тиндэлл и остальные прибегают посреди ночи?

— Я-то надеялся, это энциклопедия колдовских ритуалов, — говорит Мэт.

На развороте я вижу плотную вязь из букв, полотнище значков практически без единого пробела. Буквы крупные и жирные, отпечатанные на бумаге острохвостым шрифтом. Алфавит знакомый, романский, то есть обычный, а вот слова — нет. То есть, вообще-то, слов там и не видно. Страницы покрыты сплошными рядами букв — беспорядочная мешанина.

— С другой стороны, — продолжает Мэт, — почем мы знаем, что это не энциклопедия колдовских ритуалов…

Я выдергиваю с полки другую книгу, высокую и тонкую, в ярко-зеленой обложке с шоколадным корешком, на котором написано «Крешимир». Внутри то же самое.

— Может, это ребусы для развлечения, — говорит Мэт. — Типа, суперпродвинутый судоку.

Клиенты Пенумбры вообще-то как раз такого типа чудаки, которых видишь в кофейнях ломающими голову над шахматной партией с самим собой или решающими субботний кроссворд, с шариковой ручкой, угрожающе нацеленной в газетную страницу.

А внизу тренькает колокольчик. Ледяной страх пробегает от мозга к кончикам пальцев и обратно. От дверей доносится низкий голос:

— Есть кто-нибудь?

Я шиплю Мэту:

— Поставь на место.

Потом скатываюсь с лестницы. Сопя, выруливаю из-за стеллажей и вижу у дверей Федорова. Из всех клиентов, что я видел, он самый старый — у него белоснежная борода, а кожа на руках тонкая, как бумага. Но, пожалуй, он же и самый проницательный. Вообще, он сильно напоминает Пенумбру. Федоров двигает по столу книгу — он возвращает Клутье, — потом, четко пристукнув двумя пальцами, объявляет:

— Теперь мне нужен Мурао.

Вот и ладно. Я нахожу в базе MVRAO и посылаю Мэта обратно на лестницу. Федоров с любопытством разглядывает его.

— Еще один продавец?

— Приятель, — поясняю я. — Просто помогает.

Федоров кивает. Тут до меня доходит, что Мэт вполне мог бы сойти за молоденького члена клуба. Они с Федоровым оба сегодня в коричневом вельвете.

— Вы здесь уже сколько, тридцать семь дней?

Я не считал, но не сомневаюсь, что цифра точная.

У этих ребят все точно, как в аптеке.

— Верно, мистер Федоров, — бодро отвечаю я.

— И как вам?

— Мне нравится, — говорю я. — Лучше, чем сидеть в офисе.

Федоров кивает и подает карточку. У него 6KZVCY, конечно.

— Я работал в Эйч-Пи, — он произносит «хейч пи», — тридцать лет. Вот это был офис.