– Сколько суеты, сколько смертей, лжи, предательства, продажности, и все это ради паршивых денег! Знал бы я тогда, чего они стоят, плюнул бы на них! – Мне было тошно.
Бэн фыркнул.
– Если бы мы знали, где деньги, ты бы оставался в живых ровно столько, сколько нужно, чтобы крикнуть: «Мама».
– Что же! Деньги ваши. Вы их выиграли. Мне они больше не нужны. Я за них получил сполна. Посмотрим, что они принесут вам. Одна эта история стоит дороже… Считайте, что я ее купил у вас за четверть миллиона.
– Жаль, что ты ее уже никому не расскажешь. Пора прощаться!
Джерри даже не взглянул на меня, он только тихо произнес:
– Я всегда знал, Крис, что ты крепкий парень. Бэн проводит тебя.
Я открыл дверцу и вышел, моросил мелкий дождь, где-то вдали сверкнула молния.
Эх, жаль! Прости меня, Нолан, но я не способен строить крепкие мосты, я могу возводить лишь воздушные замки.
Бэн стоял у машины с револьвером наготове.
– Целься выше, сегодня на мне пулезащитное нижнее белье, – сказал я и пошел по дороге.
И все-таки я прыгнул с небоскреба! На десятом шаге раздался выстрел. Но я ничего не почувствовал и оглянулся. Бэн рухнул лицом в лужу. Джерри убрал револьвер в карман.
– Такие деньги не делят. Они нужны одному.
– Ты оставляешь меня живым? – спросил я равнодушно. – Не боишься?
– Нет, не боюсь. Однажды Мекли тебе сказал: «Человек никогда не пойдет заявлять, что у него украли награбленные деньги». А потом, их у тебя не было. Шесть лет назад ты сумел доказать это на суде.
Он сел в машину, развернулся и уехал. Еще несколько секунд я видел огни фар, так и не выключенные с ночи, и слышал звук мотора, затем он стих за Деревьями, и остались слышны только вопли древесных лягушек. Дождь усиливался, хлеща меня по лицу косыми лентами. Кровавая лужа под человеком, которого при жизни звали Бэном, начала розоветь и растекаться. Я пошел по мокрой траве вдоль леса. Вот и все! Спектакль окончен. Я находился в пустом театре, занавес опустился, и сквозь него еще видны были фигуры действующих лиц, но они уже расплывались и тускнели. Сон кончился, и я проснулся в темной часовне. Я достал сигарету, так и не закурил, я просто шел, не зная, куда и зачем, и даже ни о чем не думал. Я был пустым местом. У меня не было ни лица, ни индивидуальности, и вряд ли было имя. Мне не хотелось есть и даже пить. Я был вчерашним листком календаря, скомканным на дне корзины для бумаг.
Окровавленный труп Джерри лежал у перевернутой, сплющенной машины в четверти мили от отметки «Тупик». Саквояжа в машине, конечно, не оказалось.