Все долго приходили в себя, сидя в доме, заваленном холостяцким барахлом, но когда парни оправились от шока, все стали обсуждать, что же приключилось.
– Думаю, – произнес наконец Скиппи, – это все из-за снадобья пуэбло. Помнишь, прямо перед тем, как ты кинул горсть порошка на камни, ты громко поблагодарил своего приятеля оттуда, а потом произнес длинную молитву?
– Да, Биркеншток, длинную-предлинную молитву, а потом ты зачерпнул ковш воды…
– О, – воскликнул Рэндалл. – Мой друг сказал, что это снадобье народа пуэбло. А я молился за то, чтобы у него все сложилось как надо с его женщиной-навахо. Каппи, сбегай, принеси эту банку!
– Ты мне не приказывай!
– Ладно. Пожалуйста, младший братишка, ты же видишь: мы сидим тут с голыми задницами, травмированные, так будь уж любезен, сходи за этой банкой!
Каппи вышел и быстро вернулся. На банке была наклеена этикетка.
– Рэндалл, – заметил Каппи, – тут слово «снадобье» стоит в кавычках!
Банка была наполнена коричневатым порошком, по нашему мнению, с не слишком сильным запахом – не таким, как у медвежьего корня, или у аира, или у толокнянки. Рэндалл внимательно осмотрел банку и нахмурился. Он снял крышку и понюхал, как опытный дегустатор вдыхает букет вина.
Наконец он лизнул свой палец, ткнул им в порошок и сунул обратно в рот. Из его глаз тотчас брызнули слезы.
– Аааа! Аааа! – высунув язык, завопил он.
– Это острый перец, – сделали вывод остальные. – Жгучий перец пуэбло.
Все смотрели, как Рэндалл вихрем носится по комнате.
– Э, да вы поглядите – у него ноги превратились в крылья!
– Надо ему во время следующего пау-вау дать снадобье пуэбло.
– Точно!
Все пили воду большими глотками. А Рэндалл стоял у раковины с высунутым языком, подставив его под струю воды.
– Рэндалл поставил банку со снадобьем на камни, – стал рассказывать Скиппи, – а когда вылил на них четыре больших ковша воды, этот порошок вдруг закипел, и пар попал нам на лицо и в глаза, и мы вдохнули это дерьмо! Внутри все горело! И как ты, Рэндалл, мог такое с нами учудить, а?
Все укоризненно смотрели на Рэндалла, стоящего у раковины с высунутым языком под струей воды из крана.
– Надеюсь, он хоть набросит на себя какую-нибудь одежду, – сказал Чибой-Сноу.
Про его тетушек все вспомнили, только услышав шум их отъезжающей машины. Мы выглянули в окно. Они оставили под дверью два пакета свежеиспеченных лепешек. Масло от лепешек проступило темными пятнами на бумажных боках.
– Если принесете нам одежду, – обратился к нам Скиппи, – и те пакеты с жрачкой, я вам заплачу.
– Сколько? – поинтересовался Каппи.
– По два доллара каждому.
Каппи вопросительно взглянул на меня. Я пожал плечами.
Мы приволокли все их шмотки и пакеты с едой. И когда мы сидели и уписывали за обе щеки, из дома вышел Рэндалл и присел рядом. Его лицо было обожжено в нескольких местах, как и у других парней, а глаза опухли и покраснели. Рэндалл учился на последнем курсе колледжа, и иногда он разговаривал со мной так, словно обращался к клиенту службы соцзащиты, а иногда как со своим младшим братишкой. Сейчас наступил тот редкий момент, когда Рэндалл решил проявить семейные чувства. Его приятели уже пришли в себя, смеялись и ели как ни в чем не бывало. Происшествие в парильне все уже обратили в шутку, позабыв, как сначала рассердились на Рэндалла.