Толпа издала единый вздох и замерла. Саванеев стоял на подоконнике без пиджака, в подтяжках и смотрел вниз, на директора.
Закопайский молчал.
«Неужели они серьезно думают, что доктор наук с трехкомнатной квартирой, имеющий машину, может спрыгнуть с восьмого этажа? — думал Саванеев. — Директор молчит, значит на члена-корреспондента рассчитывать не приходится. Минут пять постою, и хватит! Надо только красиво уйти…»
Но красиво уйти не удалось. Мощный порыв ветра подхватил Саванеева и подбросил в небо.
Толпа взорвалась многоголосым криком. Потоки воздуха закрутили Саванеева, и он, вращаясь, понесся к земле.
Ему бросились в глаза красивые плечи лаборантки Ирисовой и водяные знаки на лысине Букина.
Секунда, и он распластался на хорошо взрыхленной клумбе.
— Живой! — кричали вокруг. — Ни единой царапины!
Директор гладил его по щеке, плача от радости, и шептал:
— Все хорошо, голубчик. Я уж похлопочу, чтоб дали тебе члена-корреспондента…
Саванеев открыл глаза. Он свалился с кровати прямо с матрацем…
В институт младший научный сотрудник Саванеев пришел с опозданием. В коридоре он столкнулся с директором.
— Смотри, Саванеев! — сказал директор. — Допрыгаешься!..
СООБРАЖАТЬ НАДО!
У Ерохина была собака. Дог Артур неизменно получал медали на городских выставках и в жизни хозяина играл важную роль.
Когда-то в молодости мечтал Виктор Степанович о больших чинах, о головокружительном взлете, мечтал, как говорится, стоять у руля. Но не вышло. Поспешил с женитьбой, произвел на свет двух девиц, замотался, да так и прослужил шестнадцать лет преподавателем в техникуме. А в техникуме какая карьера: есть два кресла, директора и завуча, и ждать эту должность можно до самой пенсии.
Поэтому честолюбия в Ерохине скопилось в опасном количестве, но, к счастью, выручал его дог. Одна мысль, что в городе второй такой собаки не найти, приподнимала Виктора Степановича над населением. Он выходил с Артуром на прогулку, как на праздник. Пепельный дог размером с теленка ступал с достоинством, не обращая внимания на почтительные взгляды прохожих. Ерохин шагал рядом, подобрав живот, расправив плечи, преисполненный тайной гордостью. В такие минуты он чувствовал себя почти мэром города. Глаза его смотрели на мир строго и проницательно, и если бы в этот момент Ерохину преподнесли хлеб-соль, он, пожалуй, не удивился бы.
Так тянулись дни и годы, пока однажды не забрали на повышение директора, а тот, в свою очередь, забрал с собой завуча. Свободные вакансии внесли в душу Виктора Степановича волнение и сумятицу. Нет, про директорское кресло у него и мысли не было, но вот поставить его завучем — что может быть разумней и справедливей! Ерохин сравнивал себя с коллегами и вынужден был признать, что его кандидатура самая подходящая…
Вскоре назначили нового директора. Все ждали, когда же новая метла начнет мести по-своему. И хотя Иван Иванович Голенищев, новая метла, заявил, что все останется по-старому, мало кто в это верил. Всех интересовал вопрос, кого сделают завучем. Ерохин понимал, что надо срочно входить в контакт с начальством, и в спешном порядке пытался раскусить Голенищева. Но время шло, а Иван Иванович оставался для него загадкой: лицо как лицо, вполне стандартное, речи произносит те же, что и старый директор. Словом, не человек, а натуральный сфинкс. Так что подкатиться к нему Ерохину пока не удавалось.
Но вот однажды физик Синягин рассказал в учительской, что вчера вечером, проходя по Молодежному бульвару, он видел директора, гуляющего с песиком. Коллеги повернули головы к Ерохину, единственному собаковладельцу в техникуме.
— Повезло вам, Виктор Степанович, — сказал кто-то из присутствующих, полушутя, полузавистливо. — Получается, родственные души… Пора и нам барбосов заводить.
— А порода какая? — поинтересовался Ерохин у физика, сдерживая приятное волнение.
— Кто его знает, — отозвался тот. — Белая шавка с темными пятнами, вместо хвоста — обрубок. Морда довольно глуповатая… А роста вот такого, — он нагнулся и показал рукой расстояние от пола.
«Должно быть, фокстерьер», — подумал Ерохин. Породу эту он не уважал. Но дело было вовсе не в породе — радовала общность интересов. «У него собака, и у меня собака, — рассуждал Виктор Степанович. — Тут мы и должны снюхаться…»
Целый день он строил планы, как выйти на контакт с шефом. От дома Ерохина до Молодежного бульвара нужно было топать с полчаса.
«Далековато, — отметил Виктор Степанович. — Может, для начала сходить без Артура? Взять, скажем, колбаски грамм двести, угостить животное, Голенищеву будет приятно, то да се — разговор получится… — он вздохнул. — Нет, слишком искусственно. С Артуром проще…»