Выбрать главу

— Домик ваш. Хотите — продайте. Но лучше подождать, все равно ведь снесут…

Никогда еще Максим Петрович не испытывал такой ненависти. От обиды и ярости задергались губы. Он начал приподниматься. Видя его состояние, маклер тоже встал и, пятясь к двери, быстро заговорил:

— Да вы что, Максим Петрович! Мордобой не в вашу пользу…

Малюков схватил со стола тяжелую пепельницу и медленно пошел на противника.

— Что делаете! — взвизгнул перепуганный маклер. Он был уже у самой двери, но боялся повернуться спиной к Малюкову. — Вас же засадят! А у вас семья! Не надо этого!

Максим Петрович опомнился. Ярость отхлынула. Маклер мгновенно щелкнул замком и вылетел на лестницу. Издалека донесся его крик:

— Культурный человек! Гнида паршивая!

Наталья Павловна, вернувшись домой, долго пилила мужа за то, что он упустил прощелыгу. Максим Петрович, слушая жену, думал, сколько лет заработал бы он за убийство маклера…

Постепенно они привыкли к домику, который стал для них летней дачей. На маленьком участке они разбили грядки, летом ели свои огурчики, редиску. Да и воздух там был почище, чем в городе.

БЕЛАЯ КОЗА

Это случилось месяц назад. Идя по улице, я увидел человека, с проклятием тащившего на веревке белую козу. Поравнявшись с ними, я случайно взглянул на козу и остановился, как вкопанный. Мудрые глаза козы смотрели на меня дерзко и насмешливо. Казалось, она знает обо мне нечто такое, что мне самому неизвестно.

— Иди, зараза! — кричал человек. — Хватит! Помучила людей!

Я почувствовал непреодолимое желание приобрести это животное.

— Послушайте, — обратился я к человеку, — не могли бы вы продать мне козу?

Он посмотрел на меня с жалостью и, вздохнув, сказал:

— Все повторяется…

— Что вы имеете в виду? — удивился я.

— Полгода назад, так же, как вы сейчас, я встретил человека, тащившего эту сволочную козу на мясокомбинат, и, увидев ее, захотел купить. Хозяин долго разубеждал меня, но я настаивал. Он не взял у меня ни копейки, он просто подарил ее мне. Эта тварь сделала меня несчастным, но теперь я расплачусь с ней за все!

Недоумевая, я пошел рядом с ним. Коза плелась сзади.

— Все дело в том, — продолжал человек, — что это не простая коза. Она может говорить. Сам по себе факт удивительный, но явно недостаточный, чтобы отправить ее на мясокомбинат. Я бы никогда не решился уничтожить ее только за это. Пусть себе на здоровье болтает, у каждого свои недостатки! Но беда в том, что сие рогатое существо говорит только то, что думает. Ей, видите ли, непременно нужно кого-то обличать!

— Послушайте, — сказал я, — мне необходимо это животное. Расправиться с козой никогда не поздно…

Мне удалось убедить его. Он не взял ни копейки, передал мне веревку и печально сказал:

— Постарайтесь разделаться с ней раньше, чем она разделается с вами…

Я привел козу в свою однокомнатную квартиру и поставил около журнального столика. Она оглядела комнату и молча уставилась на меня. Заинтригованный, я сидел в кресле и ждал.

— Давайте поговорим откровенно! — вдруг сказала коза.

Голос у нее был звенящий, слегка блеющий. Я с удовольствием согласился.

— Зачем вы помешали отправить меня на мясокомбинат?

— Мне захотелось спасти вас от смерти!

Коза мелодично рассмеялась.

— Ложь! Вам наплевать на мою жизнь. Просто вам хочется иметь собеседника, который будет говорить о вас то, что думает. Услышать правду о себе от другого человека довольно неприятно. А коза — это же так удобно и, главное, не обидно!

— Допустим, вы правы. Тем не менее вы остались живы благодаря мне. Но я не жду благодарности…

— Опять ложь! Вы ждете благодарности! Вы из тех, кому необходимо чувствовать себя благодетелем. Вы упиваетесь собственным бескорыстием. Таким образом, ваше бескорыстие отнюдь не бескорыстно!

Я молчал, не зная, как возразить. В чем-то коза была права.

На другой день ко мне пришел мой приятель Сажин и прочел свою новую поэму. Я отметил несколько свежих сравнений и сказал, что в целом неплохо. Возбужденный Сажин не скрывал своего удовольствия.

— Ложь! — произнесла вдруг коза, обращаясь ко мне. — Вы же прекрасно понимаете, что поэма бездарна, скучна, ее никто не будет читать добровольно. Ради двух интересных сравнений переводить столько бумаги — это идиотизм! Так почему же вы прямо не скажете об этом?

— Это было бы слишком безжалостно… — сконфуженно пробормотал я.

— Безжалостно?

— Коза засмеялась:

— Ведь он теперь побежит домой и напишет новую поэму, такую же серую, как и эта. Он будет носиться по редакциям, считая себя талантливым, будет терять время и выслушивать всякое вранье о своем творчестве. Если жалеете его, скажите: «Сажин, займись чем-нибудь другим, ты не поэт, Сажин!».