— Здравствуйте, — сказала она, усаживаясь напротив него.
— Добрый день, — сказал Акилов, стараясь есть как можно медленней. — Мир тесен…
— Особенно в Гаграх, — насмешливо произнесла она.
— Вы тогда не простудились? — спросил Акилов.
— Не успела, — сказала она, — вы вовремя пришли на помощь.
При солнечном свете она выглядела моложе, чем в тот день на рынке. Нос с горбинкой и темные глаза придавали ее лицу живость. Он машинально глянул на ее тонкие пальцы, похожие на чайные ложечки, и отметил отсутствие кольца на правой руке.
Звали женщину Галима.
— Редкое имя, — сказал он. — Мне нравится.
— Мне не очень, — сказала она. — В школе меня дразнили Галиматья…
Они засмеялись. Покончив с пломбиром, Акилов и Галима медленно пошли по бульвару. Разговор складывался без усилий, без натужных попыток найти общие темы. Оба чувствовали черту, за которой начиналась «чужая территория», и не пытались нарушить границу. Впрочем, за легкой беседой скрывалось пристальное внимание друг к другу. Как и тогда, на рынке, Акилов опасался встречаться с ней взглядами и, одновременно, хотел этого. Он вдруг подумал, что в любую минуту она может попрощаться и исчезнуть, и потому, когда на пути возник кинотеатр, он, глянув на афишу, объявил:
— «Картуш»! В главной роли несравненный Бельмондо, Фильм демонстрируется по заявкам педиатров и научных сотрудников, — он повернулся к Галиме. — А что, если?..
Она молча смотрела на афишу. «Не пойдет», — с тревогой подумал Акилов.
— Я — за! — сказала она. — Только лучше на вечерний сеанс.
Вечером они смотрели «Картуш». Фильм был слабый, и несравненный Бельмондо ничем не мог помочь. Акилов видел эту картину в прошлом году, поэтому происходящее на экране его не интересовало. Весь сеанс он искоса следил за Галимой. В темноте ее шея казалась длинной и хрупкой; он подумал, что, держа эту шею в ладонях, почувствуешь, наверное, будто в пальцах у тебя дрожит птенец.
После сеанса, прогуливаясь у моря, они дружно критиковали фильм. Он с удовольствием слушал точные замечании Галимы и был рад, что вкусы у них совпадают. Прогулки закончилась у подъезда пятиэтажного дома, где жила Галима.
— Интересно, сколько с вас дерут в этом фешенебельном отеле? — спросил Акилов.
— Нисколько. Я остановилась у своей тети.
— Родственники в Гаграх — самые любимые, — пошутил он. — Тетя, наверное, сейчас притаилась у окна…
— Она поехала в Ессентуки, — Галима усмехнулась. — Племяннице грозит дурное влияние улицы.
Акилов подумал, не напроситься ли на «кофе», но тут же отогнал эту мысль. Он боялся услышать вежливый отказ, боялся разрушить хрупкий мостик, возникший между ними.
Молчание длилось несколько секунд. Галима, как бы давая понять, что он не ошибся, коснулась пальцами его руки и сказала: «До завтра, товарищ Галилей!». Они расстались, договорившись встретиться на пляже.
И опять Акилов лежал в своем бунгало, пытаясь навести в душе порядок. «Отдышись, — говорил он себе. — Что ты Гекубе — что тебе Гекуба? Не будет ничего, кроме хлопот и беспокойства». Напрасно он призывал на помощь рассудок. Галима стояла перед глазами. Он заснул с мыслями о ней и проснулся, думая о ней…
Утром Акилов пришел на пляж раньше обычного и занял два лежака, подтащив их к самой воде. Галима появилась через час.
— Я уж думал, вы не придете, — сказал он.
— Почему?
— Не знаю, — Акилов кивнул на лежаки. — Располагайтесь, чувствуйте себя как дома…
Она сбросила с себя сарафан, оставшись в черно-желтом открытом купальнике, подчеркивающем ее загар и стройность фигуры. Рядом с ней Акилов чувствовал себя грузным и неуклюжим. Его раздражали обращенные к Галиме взгляды мужчин; хотя, с другой стороны, эти взгляды тешили его самолюбие.
Они заплывали далеко в море, и однажды даже за ними погналась спасательная моторка. После купания они падали на горячие камни и, подставив спины солнцу, наблюдали за пляжной публикой. Выбрав какую-нибудь колоритную фигуру, они сочиняли диалоги, которые ведут Он и Она. Посмеиваясь над чужим флиртом, они как бы избавлялись от скучных, банальных разговоров. Забавная игра, требующая выдумки и остроумия, нравилась обоим, но вскоре Акилов почувствовал, что постоянная ирония может, подобно бумерангу, обратиться против них самих.
— Между прочим, — сказал он, — не исключено, что кто-то сейчас хихикает над нами.
— А разве мы с вами не похожи на героев такого же водевиля? — спросила Галима.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы так думали, — сказал Акилов.