— Мы отвезем его на такси в больницу, — Золотарев поманил шофера «Волги».
Лейтенант откашлялся и вытащил блокнот.
— Конец света! — вздохнул кто-то в толпе.
— Граждане, прошу разойтись!
— Есть опьянение? — спросил лейтенант.
— Да, запах…
— Он выпимши! — обрадованно воскликнул шофер самосвала, трогая лейтенанта за руку. — Как он бежал, дак…
Пострадавшего уложили на заднее сиденье такси. Там же пристроился Андрей. Басов, сообщивший лейтенанту свою фамилию и адрес, сел впереди. Машина сдала назад и, обогнув самосвал, рванула по широкой улице. Сзади за ними следовал мотоцикл. На улице было пустынно, светофоры почти не задерживали их, и через несколько минут они подъехали к приемному покою хирургического корпуса.
В вестибюле Басов столкнулся с Зарубиным.
— Дежуришь? — спросил он, не поздоровавшись.
— Нет, просматриваю документацию.
— Помоги перенести человека.
— А, Золотарев приехал! — солидно воскликнул Зарубин, подходя к машине. — Что тут?
Перехватываясь от ног к туловищу, они осторожно вытащили безвольное тело.
— Черт! — выругался вежливый Зарубин. — Это же… Где это его?
В приемном покое человека уложили на кушетку. Сестра побежала за Ираидой Петровной Москалевой, дежурившей по хирургическому корпусу.
Когда с него сняли одежду, сестры ахнули, увидев татуированную грудь. С богатырского коня свешивалась мощная фигура с копьем. Под ногами у коня извивалось чудовище. «Архистратиг Михаил, убивающий змия», — гласила татуированная подпись.
— Что, опять неизвестного привезли? — донесся голос Москалевой. — Опять неизвестного, да? Скоро вся больница будет забита, понимаете ли, неизвестными. — Она ворвалась в комнату, на ходу поправляя белый тюрбан. Не глядя на присутствующих, бросилась к кушетке.
Андрей рассказал о случившемся. Она слушала, кивала тюрбаном, засыпала вопросами. Осмотрев больного, Москалева ткнула пальцем в левое бедро и сказала:
— Снимочек, снимочек-то сделайте, ножка-то короче у дяди, у неизвестного-то. Как бы не перелом, господи боже мой!
— Это старый перелом, — глухо произнес Зарубин, стоявший в стороне.
— Откуда ты знаешь? — спросил Андрей.
— И шофер говорил, что он хромал, когда перебегал дорогу. Видали же люди… Поскольку об этом зашла речь, я хочу сказать…
К приемному покою подошла машина, и все настороженно прислушались. Дверь открылась, вбежала женщина с растрепанными волосами. На руках у нее закатывался ребенок. Сзади остановился фельдшер в халате.
— Он там! — хрипло сказала женщина. — Он там в машине, уже мертвый…
Зарубин метнулся к двери и выбежал на улицу. За ним поспешно вышли санитарка, сестра и приехавший фельдшер «Скорой помощи».
Микешина посмотрела на кушетку, и увидела Щапова, который в это время застонал.
— И этот, — хрипло сказала она и стала ходить по комнате, качая на руках ребенка.
Басов и Золотарев вздрогнули, услыхав, как закричал на улице Зарубин.
Четверо внесли носилки. Тяжелое, прикрытое одеялом тело. Крупная рука почти по локоть высовывалась из-под одеяла, и когда носилки поставили, пальцы с синими ногтями коснулись цементного пола.
Лицо Зарубина было искажено страхом. Золотарев рывком отбросил край одеяла и увидел потускневшие неприкрытые глаза.
— Саша-а!
И когда он увидел зияющую рану на шее и почувствовал, что рядом с его руками задрожали растерянные руки Басова, ему пришла в голову холодная, рассудочная, бессильная мысль, что друзья успевают вовремя только в романах. И еще он подумал, что надо послать за ребятами.
— Внутриартериальное нагнетание крови! — услыхал он торопливый, неуверенный голос Ираиды Петровны, и у него защипало в горле от безумной, несбыточной, смешной надежды.
Глава XIII
С примитивностью
приходит полная
ясность
транное дело — перестаешь волноваться, когда входишь в этот кабинет. Тебя словно охраняют телефоны и кнопки. К твоим услугам вежливая, даже подобострастная мебель: Дмитрий Иванович, пожалуйста, плюхнитесь в меня, в современное кресло, милости просим ваши локоточки на наши подлокотнички!
Приходи сюда с головной болью, и головная боль пройдет. Это можно назвать феноменом спокойной рабочей обстановки. Это тебе не хирургия!