Показалось, что ветер донес дымок костра, егерша тут же потянула носом и определила:
— Улитки. В смысле эти… мидии. Печеные.
— Видели нас и ждут, — кивнула Мама.
Все ускорили шаг, Рич на ходу одернул рубашку сестрицы. Сам он выглядел «соответствующим моменту» — это у него, ловкача, такое давно в привычку вошло.
Вот они! За пальмами разгляделись фигуры: частью в ярких бело-алых платьях, частью рослые, а частью мелкие, но тоже очень знакомые. Мелкие с визгом кинулись навстречу гостям. Вот наверняка хотели засаду устроить, но родители не позволили. Последним оказался замечен сам «Квадро» — катамаран стоял в лагуне и идеально растворялся на пронзительной сине-голубой воде. Вот же техническая мимикрия!
Дики поставила корзину и поймала атакующего бойца — сходу племянников только по размеру и можно было различить. Младший и старший вроде бы и мастью разные, и физиономиями, а в чем-то абсолютно схожие. Петька-Пит смеялся и радостно колотил тетеньку по плечам. Его братец уже прыгал на плечах кряхтящего Рича.
— Здоровенный какой стал! — восхитилась Дики.
— А то! — заверил матерый урожденный мореплаватель. — А мы вас ждем-ждем…
Оба малых немедля перебрались на бабулю — если бабушка такая молодая и стойкая, так чего и не повиснуть всем поколеньем?
А подходили уже взрослые родичи. Дики застонала и схватилась за сердце, оценивая прически прекрасных Лотты и Раты:
— Но вот же! Вот! Коротко, изящно, интересно!
— О, боги! Но они же чуть повзрослее, — засмеялась Мамочка.
Близнецы обняли ее разом, совсем как в детстве, (просто счастье, что хоть в этом-то мир не меняется, пусть каждый раз и заново удивляешься собственному подправившемуся росту).
Выглядела слегка потерявшаяся Мамочка празднично. Собственно, весь экипаж «Квадро» был великолепен. Ну, Лотта и Белка всегда такие, а тут и братец Жо приоделся.
Дики почувствовала себя черствой и недогадливой. А ведь Мама намекала. Надо было хоть сережки в уши вдеть. С другой стороны — служба, ее никто не отменял, только на рассвете с вахты сменились. И вон — младшие катамаранные парни тоже не особо нарядны. В смысле, видимо, с утра были очень праздничные, но остров, песок и пальмы малость повлияли.
Мамочка обняла егершу и слегка встревожилась:
— А где Кэт? Ничего не случилось?
— Она в полном порядке, — заверил Рич. — Но ночью тетя Блоод должна навестить «Козу» с почтой и прочим. Так что Кэт маму подождет.
— Надеюсь, нас они не забудут, — сказала Мамочка и, наконец, прямо взглянула на свою Леди.
— Что стоим-то⁈ — встревожилась Рата. — Мидии готовы, вещи хватайте и пойдем, перекусим.
Встречающие разобрали немногочисленный багаж гостей. Младший состав, поднатужившись, поволок корзину, Дики на всякий случай вынула оттуда хрупкий горшок с вишневым вареньем.
— Как служится на учено-боевом корабле? Как дирижобль? — немедля поинтересовалась Лотта, следящая за всякими техническими новинками и прогрессивными военно-морскими совершенствованиями.
— Служится напряженно, но с пользой, — по порядку начала отвечать опытная посыльная-дневальная. — Временами тяжеловато. Но другого мы и не ждали. Дирижабль… ого, это аппарат! Вам непременно нужно хоть разок попробовать.
— У нас только Белка летала. Она избранная и любимица пилотов, — пояснил Жо.
— Укс истинный философ и очень меня жалеет, — улыбнулась Рата-Белка.
Улыбка у некромантки была по-прежнему обалденная, увидишь — сердце так и тает. Вот насчет постоянного общения с мертвыми Дики думала довольно часто, но так и не пришла к окончательному выводу. Нет, профессия, конечно, невеселая и местами жутковатая. Но ведь столько тайн открывается, и знание дает почти безграничное. Да вот и сама Белка — молодая, симпатичная, саги сочиняет с таким чувством юмора и увлекательностью, что ими половина цивилизованного грамотного мира зачитывается. Хотя Мама ее тоже жалеет, пусть частенько и поругивает за «фривольность слога»…
Мама и Мамочка остались сзади. Наверное, немножко посидят на берегу без мидий и шума-гама. Можно понять.
Чудный выдался денек. Наговорились, наелись, наплавались, потом изумившийся столькими одновременными благостями организм посыльной-дневальной напомнил, что ночью стоял вахту, и Дики завалилась под пальмой часок поспать. Шелестели листья в вышине, щекотался глупый крошечный крабик, доносились голоса семьи, а дрема уносила то в мягкую прозрачную воду лагуны, то в прохладу чащи Заречного леса (все-таки скучалось уже по Долине).