Все плохо. Мы тонем, эскадра погибла. Пора паниковать. Неистово тянет кружить и каркать над грот-мачтой и капитаном, но взлететь не могу.
Крылья болят невыносимо. В этот роковой день я поднимался в воздух неоднократно. Истинное безумье — противостоять таким неестественным и убийственным шквалам. Порывы швыряли меня на снасти и волны, оглушая и норовя утопить, спасал лишь мой солидный опыт летуна. Порой воздух внезапно переставал быть надежным (зоны разреженного давления, мне Профессор объясняла) и я падал, кружась, как растрепанная метла. Безумие! Но «безумству храбрых поём мы песню», помню-помню. Нужно было попытаться отследить курс других кораблей эскадры — они наша последняя надежда. И кто, как не я, мог спасти ситуацию?
Безнадежно. Никаких следов «Когтя», «Собаки», «Девы», «Козы» и нашего любимого бесценного дирижабля. Полагаю, даже если бы они утонули, должны же остаться какие следы на волнах? Впрочем, в этой «Жопе океана» могло случиться что угодно. (Рабочее название данного природно-шпионского явления грубовато и не совсем научно, зато на редкость точно).
Будь прокляты все шпионы, темпоральные физики и мое легкомыслие! Куда поплыл⁈ Зачем⁈ Ведь не молод уже, оно мне надо было? Совсем в тюремной клетке из ума выжил, старый дурак.
Видимо, это моя последняя мыслительно-лабораторная запись. Прощайте люди и дарки, и вы, белоснежные невинные крылатые островные существа, тоже прощайте навсегда. Мы все здесь, на «Молнии», готовы мужественно встретить свой конец.
Отдельно не могу не упомянуть свое изумление и отчасти преклонение перед выносливостью Светлоледи. Меня тут всего полдня изнутри крутило и мутило, а ее этак изводит все время нашего плаванья. Я понимаю, что морская болезнь, именуемая кинетоз, связана с несовершенством человеческого вестибулярного аппарата (ах, всезнающая Профессор, где ты? Да спасут боги твою морскую душу, пусть хоть кто-то о нас толково напишет героические хроники и доклады), а не с чуткостью прозрения предстоящих событий. Но похоже, тошнота всегда тошнота. Бедная леди, так мучиться, да еще перед смертью пережить потерю птенца. Славная была девчонка эта Дики, никогда не забывала угостить старого ворона рыбьими глазами или еще чем-то вкусненьким.
Что ж, нас ждет очень похожая печальная судьба. Но, пусть весь этот мир накроется сплошным безысходным шмондецом, мы еще поборемся! (А может, я и плавать слегка умею, просто пока не пробовал?)
Глава девятая
Круг девятый. Дики
Рук Дики уже не чувствовала, головы — тоже. Давно уже навалилось состояние, когда шевелишься и что-то делаешь исключительно из упрямства и «назло обстоятельствам».
— Сдохнем, — прохрипел Горох.
— Чего ж, раз такое…. Но ты весло не вздумай бросать, — настаивал Скат-Ма.
Ладони у обоих гребцов были стерты в кровь, у Дики ладони оставались ничего себе, вот костяшки пальцев жутко посбивала — когда черпаком в спешке частила. Хороший черпак — на снаряжении «Молнии» не экономили: у посудины толстая жесть и добротная рукоять. Дубовая, наверное. Впрочем, это уже не имело значения. Как и сбитые костяшки.
Рядом с бортом стремительно неслась стена сине-зеленой воды, хлопья пены оседали на узком планшире «тузика». Лодка с головокружительной скоростью летела в бездну, вращаясь вокруг бездонного центра воронки — этой гигантской глотки, ровный рев которой заполнил все вокруг и отчего-то почти перестал быть слышным. Лодка скользила накренясь, борт едва не черпал воду, но не черпал. Центробежная сила, или как ее там… Сегодня все законы физики сошли с ума, можно не мучиться и не ломать голову, вспоминая терминологию.
Как странно все получилось. Летишь вниз в какой-то титанический унитаз, прямиком в урчание сдуревшего океана. А ведь ничего не предвещало. Жаль, что так быстро жизнь заканчивается.
— Весло я не брошу, не таковский, — проворчал Горох. — Но грести-то, по совести говоря, уже некуда.
— Это конечно, — согласился Скат-Ма. — Эх…
На носовую банку лодки шлепнулся небольшой осьминог, ошалело задергал щупальцами.
— О, и этот с нами, — хмыкнул Горох. — Вроде уже самая пучина, а все одно на лодке прокатиться норовит.
— Восьминогий может еще и выберется, — заметила Дики. — Да и нас вдруг обратно наверх зашвырнет? Все может быть — я как раз думала о том, что физика — очень сложная наука.