Дики проверила, как спрятан нож, пригладила волосы, и вывалилась из тростниковой стены:
— Люди! Спасите! Люди!
Она голосила жалостливо, пронзительно, покачиваясь на ослабевших ногах и страдальчески простирая руки. (Эх, была бы на этом месте сестричка-Кэт, вот тогда бы спектакль заведомо удался).
Услышали мгновенно, замерли. А как же — тростники родили чудо.
Самооценку Дики никогда не завышала, но так-то чего скромничать: на мордаху вполне симпатична, руки-ноги на месте, синяков и покусов под одеждой не видно. И по сравнению с аборигенами даже вполне упитанная — что ценность внезапной добычи, несомненно, сразу вдвое повышает.
Каннибалы глазели в немом восторге. Вот один пихнул другого локтем, подергал себя за волосы. Это да — блондинка, отрицать бессмысленно.
Всё, далее сокращать дистанцию не будем. Дики ахнула, замерла на полушаге, делая вид, что только что разглядела лежащие на песке тела:
— Вы их убили⁈ О, боги! За что⁈
Каннибалы загомонили и без особой спешки двинулись к глупышке.
Твою ж… и лыбятся-то как омерзительно⁈
— Нет! — истошно завизжала тупенькая жертва и попятилась к тростникам. — Не подходите! Я вас боюсь!
Охотники приостановились — гоняться за добычей по неприятным зарослям они считали излишним, и в этом были правы. Дики подозревала, что после нескольких дней боевых действий в тростниковых дебрях будет выглядеть так же как туземцы — в смысле голо, исцарапано и жалко.
— Стоять тут. Тылдыо! Нет бояться, — призвал вождь, видимо, приветливо улыбаясь — в кудельках густой бороды точно угадать было сложно. — Нет бежать. Алкасы хо тверро.
Вот, на Общем тут худо-бедно говорят, хотя для кудлатого обезьяна язык явно не родной. К какому языку относятся эти «тылдыо-алкасы» — даже боги не угадают.
Дики в замешательстве топталась на месте и твердо держала на лице выражение слезливой и глуповатой боязни.
— Тверро, тверро, тут мой земля, — вождь скромно, но не без гордости обвел рукой великолепные берега и тростники.
На левой указующей руке главного здешнего землевладельца не хватало мизинца. Определенно отгрыз ему кто-то, и, возможно, вовсе не камбалка. А каков возраст этого хрена, если эту бороду не считать? Пожеванный, но лет тридцать, не больше.
— Тверро, идти сюда! — вождь, подманивая и успокаивая, похлопал себя по голому, исчерканному шрамами бедру.
— Я прямо даже и не знаю, — пролепетала Дики, делая вид, что не замечает, как расступаются пошире цепью худосочные охотники, явно предпочитающие короткие облавы.
Вождь удивленно и негодующе приподнял бровь.
Да, с ироническим тоном Дики малость перегнула. Вот это манящее похлопывание по ляжке порядком взбесило. Но до конца себя не выдала, у игривых каннибалов еще оставались иллюзии.
— Идти тут! — вождь строго стукнул о песок древком багра. — Алкас хо мадо! Или вязать и наказать!
— Меня⁈ — ужаснулась Дики. — За что⁈ Мне помощь нужна, а вы… Я приличная девочка. Не подходите, или я…
Вождь захохотал:
— Ты — аха. Наш аха. Понимать?
Теперь веселились все достойные воины, подпрыгивая, заливаясь смехом, выделывая неприличные телодвижения, один из весельчаков с обрывком чего-то весьма напоминающего рыболовную сеть на шее — даже не постеснялся задрать куцую набедренную повязку.
Ну, что такое «аха» интуитивно понятно. Только ли до трапезы — аха, или и после ею и останется — это уже детали.
— Не подходите! — Дики смахнула слезу. — Не подходите, или я…. Или пожалеете…
— Что ты⁈ Что⁈ — кривлялся, размахивая «сомбреро» тощий звонкоголосый охотник. — Ты наша аха!
Шляпу умник мог бы и не снимать — странноватая, с частичной выщипкой прядей, прическа ему категорически не шла. Но говорит чисто, этого не отнять.
— Злые вы, — с болью в голосе сообщила Дики. — Я от вас убегу.
— Куда? Хо мадо⁈ Нет тут бежать! Э-эээ! — взвыло веселое племя.
— Найду куда! — заверила Дики. — Далеко убегу. А перед этим источники отравлю.
Она похлопала по кисету с НАЗ. Никакого яда там, естественно, не имелось, но кисет-то хороший, убедительный.
Каннибалы оторопели. Наступил момент, который мог развернуть ситуацию по двум путям: переговоры, чуть более серьезные, но едва ли успешные, или… не переговоры.
Дики вполне сознавала, что в политике, да еще лишенной силовой поддержки, она слабовата. Нет, кое-что видела, кое-чему научилась, но там еще овладевать и овладевать. Да, с этой стороны ситуация довольно безнадежная. Но есть же и иная сторона, со светлыми пятнами.