Тут был свой психологический момент. Вернее, два вектора, исходящие от Гарри и Рэчел Каплеров и направленные в сторону супругов Кузьменко. Отцу нравилась Рая. Дочь сходила с ума по Федору.
Стоял благодатный сентябрь Новой Англии. Была теплынь и нега. Начиналось утро четверга. За окнами каплеровского особняка горели розы и пузырились бегонии. На яблонях сорта «Макинтош» висели краснобокие плоды. Розы и бегонии были посажены еще при жене Каплера. Яблони росли со времен каплеровского отца. Отец и дочь пили кофе с бейглами, когда пришла Рая. Она хотела было пойти вниз, начать стирку, но ее остановил Каплер:
— Попей с нами кофе, Рая.
— Спасибо, мистер Каплер. Я напилась дома.
— Гарри. Просто Гарри, — поправил ее Каплер.
— У нас в Америке не любят церемониться, — добавила Рэчел.
Рая продолжала стоять посреди кухни, где завтракали хозяева. Каплер перестал жевать бейгл потому, что уставился на Раю. Она была особенно хороша в это утро. Разрумянилась с дороги. Рая ходила пешком, потому что у них с Федором была одна машина — старый «шевроле», на колесах которого было намотано двести тысяч миль. Разрумяненная, с прядкой черных волос, выбившихся из тугой косы, жгутом закрученной на затылке, в зеленой блузке, натянутой на тугие груди, в голубых джинсах, с азартом напяленных на крепкий зад, она показалась ему той самой мечтой, к которой он стремился всю жизнь. Он был порядочный человек и хороший семьянин. Он не позволял своему воображению разыгрываться при живой жене. Никаких там легкомысленных шоу-шмоу, кабаре-шмабаре с оголенными девочками, как это позволяли себе некоторые его приятели. Упаси Бог! Он и теперь не дошел бы до такого позора. Но эта Рая с ее милым еврейским лицом, тугой косой и женственной фигурой! Конечно, даже смотреть на нее с вожделением было нарушением одной из заповедей: «Не возжелай жену ближнего!» Да, он возжелал Раю. Жену русского Федора. Своего работника. Федор, его работник, это верно. Но почему он ближний? Он — дальний. Дальше не придумаешь. Русский, который даже не удосужился перейти в еврейство, женившись на Рае. Может быть, поэтому Бог обделил их детьми. Наверняка лоно этой прекрасной женщины создано для того, чтобы принять семя достойного еврейского мужчины.
«Нет, вовсе этот Федор не ближний. И никакого греха вожделеть Раю нет!» — решил Каплер и уверенно отпил большой глоток кофе со сливками из фаянсовой желтой чашки.
— …Жаркое с черносливом… Папа, папа, ты что, не слышишь? — прервала его мысли Рэчел, которая, оказывается, уже минут пять как фантазировала на тему субботнего обеда, который должна была приготовить Рая.
— О, Рэчел, доченька, я знаю, что я хочу! Я хотел этого, может быть, всю жизнь. С тех пор, как моя бабушка делала гифелте фиш для субботнего обеда. Я, да, хочу фаршированную рыбу, Рая!
— Проще простого, мистер Каплер, — ответила Рая и мягко улыбнулась.
— Так сделай нам фаршированную рыбу в память моей покойной бабушки. Чтобы рыба лежала на большом голубом блюде, вся в розовом от свеклы желе, такая сочная и желанная, как… — Он хотел сказать: «…Как ты, Рая», — но спохватился и начал искать подходящее сравнение. Однако, будучи далеким от мира искусств, не нашел ничего, что было бы достойно сравнения (не с рыбой, естественно, а с Раей), и смущенно замолчал.
— Сказано — сделано, мистер Каплер, я зафарширую карпа, — сказала Рая.
— Папа, ты что надумал?! Вся речная рыба всегда с костями! — возразила Рэчел, которой совсем не понравилась кокетливая улыбка русской и смущение отца.
— Я мелкие косточки выну. Фарш вокруг остова положу. Побольше свеклы, моркови, лука. И буду варить, варить, чтобы овощи и рыба вместе сок пустили, — терпеливо поясняла Рая. — Только вот вопрос: завезут ли сегодня карпа в русский магазин в Провиденсе или нет?
— Позвони туда, и дело с концом! — сказал Каплер.
— Еще рано. Они в девять открывают, — ответила Рая.
— А если не завезут? — спросил Каплер. Он прямо загорелся, так ему хотелось.