— Когда?
— Ты половишь еще, и мы продолжим.
— Поздно будет.
— Ты что, жены боишься?
— Я?
— Ты, конечно, ты! Говоришь, поздно.
— Ты, Рэчел, меня плохо знаешь, если думаешь, что я боюсь кого-то.
— Тогда договоримся: долавливай свою рыбу. Я буду тебя ждать около мотеля. Знаешь, на первом перекрестке. Маленькая площадь с мотелем и баром. Я тебя приглашаю в бар. Встретимся в десять. ОК?
— ОК.
Она вернулась к машине. Федор еще продолжал ловить, но как-то лениво. Радость от того, что он поймал крупного карпа и хозяин будет доволен, была отравлена сомнениями и противоречиями, ползавшими в его мыслях, как черви в навозе. Эта Рэчел с ее пивом и сэндвичами! Объявление, которое он вроде бы прочитал и понял и которое ничего плохого не сулило. А вдруг неправильно истолковал и оно грозило неприятностями? Мужицким своим умом он прикинул, что ловля пошла пустячная, а шанс, что он неверно истолковал объявление — немалый. К тому же его святая вера в порядочность американцев вдруг пошатнулась. Если дочка может подкатываться к нему, то и хозяин не застрахован. От этих мыслей ему стало совсем противно, потому что он мог поверить чему угодно, только не способности Раи обмануть его с кем-то, тем более с этим стариком Каплером.
Федор хотел было собираться обратно, но, взглянув на часы, сплюнул. Было всего девять. Сам виноват. Эта конопатая будет ждать в десять часов. Поехать раньше и торчать, как дурак, на площади в незнакомом городке! Лучше половить еще, тем более что половина червей неизрасходована. И он закинул обе удочки снова.
Наступило время, когда тишина и темнота становятся единой материей ночи. Федор успокоился и стал слушать звуки ночи, как мы слушаем звуки, вылетающие из черноты рояля. Всплеск рыбы. Жалобу жабы. Зудение цикады. Гон автомобиля. Шорох лисы. Он услышал, как подъехал чей-то автомобиль. «Наверно, Рэчел вернулась», — подумал он и прислушался к приближающимся шагам. Это были тяжелые шаги мужчин, которые спешат к цели. Шаги замерли над бетонной пристанькой. В темноте он различал два силуэта. Убийственный свет фонаря резанул по глазам. Грубый голос приказал:
— Эй, там внизу, поднимайтесь сюда!
Он поднялся на тропинку, жмурясь от луча. Два полицейских стояли на тропе. Один из них светил фонарем. Другой держал руку на кобуре пистолета.
— Ваши лайсенсы!
Он вытащил из бумажника водительские права и передал полицейскому.
— Лайсенсы на ловлю!
Он достал листочек бумаги со своим именем, фамилией, местом работы. Там было написано, что он уплатил такую-то сумму за право ловли пресноводной рыбы. И штампик, подтверждающий, что он дополнительно заплатил за ловлю форели.
Полицейский с фонарем приказал:
— Пойдемте с нами!
— За что? — спросил Федор и не сдвинулся с места.
— Там разберемся, — ответил полицейский с рукой на кобуре.
— Соберу удочки, тогда, — сказал Федор.
— Ладно, — согласился полицейский с фонарем и спустился с Федором к воде, продолжая светить.
Федор сложил удочки, закрыл ящик с крючками, грузилами и прочими рыболовными мелочами, взял ведро с рыбой и опять поднялся на тропу.
— Пойдемте к машине, — приказал полицейский с рукой на кобуре. Первым шел полицейский с фонарем. За ним — Федор с уловом и снастями. Замыкал цепочку полицейский с рукой на кобуре. Они спустились к шоссе. К тому самому месту, где на сосне висел прибитый щит с объявлением. Первый полицейский осветил щит и спросил у Федора:
— Вы видели это?
— Видел, — ответил Федор.
— Тут сказано, что это озеро — частная собственность, что ловить здесь нельзя, что нарушители будут наказаны. Вы будете наказаны! — сказал полицейский с фонарем.
— Я, наверно, не понял надписи. Думал, раз лайсенсы есть — все в порядке. Я ведь ловил здесь несколько лет подряд. Даже этим летом ловил, — сказал Федор. Они стояли около его машины.
— Можете убрать удочки и ведро в багажник, — сказал полицейский с рукой на кобуре.
Федор открыл багажник, уложил снасти и добычу. Повернулся к полицейским. На шоссе было светлее. Свет луны смешивался со светом фонаря. Полицейские увидели круглое широкое лицо русского мужика, которое не выражало ни страха, ни злобы, а только — бесконечную растерянность и предрешенную покорность подчиниться обстоятельствам, положиться на волю случая.
— А что, если этот русский не понял объявления? — предположил полицейский с фонарем.
Сказал он это тихонько своему напарнику, хотя мог бы говорить громко. Федор ничего не слышал, оглушенный свалившейся бедой. Больше всего на свете боялся он проштрафиться в этой стране, заработать плохую репутацию. И все из-за этого еврейского карпа. Далась ему эта проклятая фаршированная рыба вместе с мистером Каплером!