Когда я вернулся, Шварц все еще стоял у окна и разговаривал с Наташей. Жильцы нашего дома занимались своими воскресными делами: прогуливались по двору, играли в домино, заводили патефон и танцевали. Все эти маневры не задевали Шварца и Наташу, как будто бы они стояли на островке посредине реки. Конечно, все всё замечали. Простоять у окна самой красивой девушки в нашем доме и остаться незамеченным было бы невозможно. К тому же слава Шварца была так велика, его появление в нашем дворе было таким необыкновенным событием, что любой из жильцов не только не усомнился в целесообразности и оправданности его столь продолжительного стояния около Наташиного окна, но и гордился этим, словно чемпион пришел в гости ко всем нам вместе. Нечто подобное роилось и в моей душе. Вроде коллективной гордости одного из собратьев по улью, который посетила необыкновенная пчела. Даже моя влюбленность в Наташу оказалась на время приглушенной коллективным восторгом перед Шварцем и гордостью тем, что он нанес нашему двору свой чемпионский визит. То есть и Наташа в момент такого вот обобщенного восприятия Шварца представлялась мне (и наверняка другим) частью всеобщего, дворовой функцией красоты. Хотя Шварц мог бы прельститься и другими функциями: партией в шахматы, скажем, с нашим никем непревзойденным мастером Юркой Дмитриевым. Или беседой о садоводстве с охранником Иодко. Да мало ли с кем о чем или о ком мог поговорить Шварц. Он выбрал красоту. Прекрасно! Наверняка именно такой ход мысли привел к своеобразной круговой поруке: никто и словом не обмолвился с матерью Наташи о визите чемпиона и его продолжительной беседе у распахнутого окна. Да и возвращалась старая черкешенка из своего ларька «Пиво-воды» поздно вечером, стряпала свою басурманскую еду на керосинке и запиралась на ключ, ни с кем и словом не обмолвившись. «Деньги накраденные считает черномазая!» — заключали жильцы и молчали про Наташу и Шварца.
А молчать было о чем. И тут я оказался в психологическом капкане, который я сам помог Шварцу поставить. Я был влюблен в Наташу, и эта влюбленность диктовала мне руководствоваться правилами рыцарской чести, то есть исполнять желания Прекрасной Дамы. А главным желанием Наташи было находиться вместе со Шварцем. Но та же самая влюбленность заставляла меня страдать именно потому, что моя Дама проводила время с ним, а не со мной.
Между тем велосипедные гонки продолжались, и Шварц всегда побеждал. Каждый раз это была наша победа, победа одного из тех, кто принадлежал нашему двору.
Чаще всего Шварц появлялся в нашем дворе на велосипеде в послеобеденные часы, когда мы все крутились во дворе: курили, играли в карты и в пристенок на деньги, в футбол или рюхи. Наташа училась в десятом классе и приходила домой около трех. Наступил июнь. И наша жизнь окончательно переместилась из комнат на улицу. Шварц давал мне свой велосипед, и я уезжал кататься на целый час, а то и дольше. Никому больше он не доверял свою гоночную машину. Иногда тайком я давал покататься на чемпионском велосипеде моему другу Борьке Смородину. Теперь уже Шварц не стоял около Наташиного окна, а, передав мне велосипед, шел к ней в комнату. Считалось, что он помогает Наташе готовиться к экзаменам по математике. Шварц оставлял мне свой велосипед, я гонял по просторам Выборгской стороны, возвращался через час-полтора и стучался в Наташино окно. Вскоре Шварц выходил во двор и уезжал на своем велосипеде. Иногда он приезжал на трамвае. И еще, гораздо реже, Шварца привозило такси. Он заходил за Наташей, и они отправлялись в кинотеатр «Гигант», поблизости от Финляндского вокзала, или в кафе-мороженое «Улыбка», которое было в двух остановках от нашего дома, около Светлановского рынка. Все-таки чаще всего он появлялся на велосипеде. Шварц работал тренером в каком-то спортивном обществе. Я ревновал Шварца к Наташе, но не мог устоять перед состоянием обожания, которое, несмотря на ревность, заставляло меня ждать его появления, брать велосипед, который он давал мне в знак особой дружбы (и одновременно для того, чтобы не оставлять эту драгоценность на улице без присмотра), брать велосипед и гонять по округе, наслаждаясь счастьем скорости и мучаясь оттого, что я предаю самого себя.