– Давай, клянись, не задерживай.
И тогда я сказал, сказал громко и четко, чтобы услышали все присутствующие:
– Торжественно заявляю, что отказываюсь вступать в народный отряд полиции, как и выполнять прочие социальные обязательства перед народом.
После моих слов в зале воцарилась мертвая тишина. И только спустя полминуты стал нарастать тревожный гул, послышались недовольные выкрики. Из-за кулис ко мне подскочил какой-то мужчина в строгом костюме и галстуке и со словами: «Ну ты и дебил, блядь!» потащил меня со сцены к запасному выходу. Мы спустились по лестнице и выбежали на улицу. Быстро затолкав меня в машину, мужчина сел за руль и тронулся с места. Сделано это было вовремя. Нас уже преследовали.
– Куда мы едем? – спроси я.
– В самое безопасное для тебя место, в тюрьму, – прозвучало в ответ.
Похоже, никто толком не знал, что со мной делать. Все только странно переглядывались и молчали. Для начала у меня отобрали личные вещи, но оставили одежду. Потом отвели в камеру. Был уже вечер. До утра ко мне никто не заходил. Несмотря на всю неопределенность моего положения, ночь я провел спокойно и даже выспался. Утром принесли завтрак, который я с удовольствием съел. Оказалось, что в тюрьме вкусно кормят. Со мной никто не заговаривал. Да и я никого ни о чем не расспрашивал. Примерно через час пришел врач, милый обходительный человек, который обращался ко мне на «вы» и называл по имени-отчеству. Он задавал разные вопросы, касавшиеся обычной жизни, спрашивал о моих увлечениях, интересах, о том, какие книги и фильмы мне нравятся, чем я занимаюсь в свободное время, какую музыку слушаю. Но при этом ни разу не упомянул о вчерашнем происшествии на концерте. Наверное, он хотел убедиться в том, что я не сумасшедший и не опасен для окружающих. Когда моя вменяемость подтвердилась, он пожелал мне удачи, поблагодарил за беседу и откланялся. Потом долгое время ничего не происходило. Я даже успел заскучать. Примерно через три часа дверь в мою камеру снова отворилась. На пороге, в сопровождении тюремщиков, стоял градоначальник. Несколько секунд он пристально разглядывал меня, потом вошел внутрь и сел напротив кровати на специально принесенный для него стул. Затем попросил охранников оставить нас. Те вышли.
Какое-то время градоначальник сидел молча, иногда поглядывая на меня исподлобья, и только потом заговорил:
– Когда я принимал решение о коллективной ответственности, то даже не предполагал, что когда-нибудь мне придется применять ее на практике. Это была скорее психологическая мера воздействия на людей, которая должна была подтолкнуть их к объединению и помочь лучше узнать друг друга. Два года все шло так, как я и рассчитывал. А потом появились вы, и все мои планы пошли прахом. Вы спутали мне все карты. Мне казалось, что если и случится какой-то прецедент, то он будет связан с действиями оппозиции, с какой-нибудь протестной акцией, или с чем-то еще в этом роде. Но то, что сделали вы, не укладывается ни в какие рамки. Послушайте, ведь я же не требовал ничего сверхъестественного. Я ратовал только за соблюдение законности и порядка. Введя чрезвычайное положение, я не ограничивал основные свободы граждан более того, чем это предусмотрено конституцией. Не предполагалось никакой ответственности даже за критику власти, кроме случаев откровенных оскорблений и призывов к ее свержению. Но я всегда считал и продолжаю считать, что закон обязаны уважать все, ибо он есть символ единства народа. Тот, кто не уважает закон, не уважает и свой народ. А это уже серьезное преступление. Вы образованный, интеллигентный, здравомыслящий человек совершили поступок, который я понять не в состоянии, хотя и не считаю себя глупцом. Скажите, что ужасного в том, чтобы посодействовать полиции и взглянуть на ее работу изнутри? Не могли бы вы объяснить мне, зачем вы это сделали? Что побудило вас к этому? Мне просто необходимо это понять, чтобы учитывать в своих дальнейших решениях. Помогите мне, прошу вас.