— С нами Бог! — громко кричали казаки. — Разумейте языцы и покоряйтесь, яко с нами Бог!
Скоро было все кончено. Ворвавшись во двор через открытые ворота мы с ходу зарубили человек шесть мусульман, которые, презрев время намаза, попытались кинуться наружу и схватить оружие. Ненависть плескалась в глазах исламистов — ненависть, воспитанная еще их предками, ненависть, подпитываемая легендами, рассказами стариков и порожденная инстинктами. Но, застигнутые врасплох, они мигом были порублены в капусту.
А потом казаки ворвались в мечеть и еще «сбрили» головы четверым, которые проявили к нам какую-то агрессию. Хотя бы словесную.
Пословица «Повинную голову меч не сечет» родилась не на пустом месте. А мое святое убеждение, что только страхом жестокого наказания за всякую малейшую дерзость гололобых еще возможно держать кое-как в руках, а любезностями да уговорами с ними ничего не поделаешь. Пусть наши враги дрожат словно аист перед орлом!
Уничтожив малейшую тень сопротивления и захватив село, мы принялись готовить себе завтрак. Я же, общаясь с деревенскими мальчишками и расставшись с несколькими медными монетками, легко узнал, кто из болгар-христиан активно поддерживает турок и кто из оставшихся в живых мусульман недоволен русскими. Устами младенца — глаголет истина. Скоро к нашему отряда присоединилось человек восемь моих башибузуков, которым я и слил полученную информацию.
Мы опутаны приказами и инструкциями, требующими самого обходительного и деликатного отношения к местным жителям. И нам угрожают кары за нарушение этих приказов. «Башибузуки Килич-Арслана» же такими путами и оковами не ограничены, так что они быстро наведут здесь порядок. А заодно и деньгами разживутся. И мне десятина достанется.
Что толку в реверансах? Все равно эти земли останутся за султаном. А младенцы сейчас родившиеся в этих селениях и в казачьих станицах, взрослыми мужчинами так же будут сражаться между собою. Как и их дети в следующем поколении. Так что принцип «Меньше народу — больше кислороду» никто не отменял. Оставлять за спиной живых врагов — самая большая глупость из тех, что может сделать воин.
А цыгане, зная, что мы сейчас двинемся дальше, а они остаются в селении в незначительном меньшинстве, с ходу зарезали троих селян, проявивших ненужный гонор. После чего местные сразу поняли, что по шерсти их никто гладить не будет и активно стали сотрудничать.
Убедившись что работа кипит, наш отряд после завтрака двинулся дальше. Таинственная сила пищи быстро вернула казакам радость жизни. Ехали бодро.
Часа через два, наш передовой разъезд, в котором находился и я, неожиданно наткнулся на мусульманский отряд сипахов, выскочивший из-за холма. Засада! Нас было десять — их двадцать. И на первый взгляд эти ублюдки были хороши. Не мальчики для битья. Резкие ребята и в седле держатся отлично.
Дистанция двести метров, но она моментально схлопывалась. То есть, мы были обречены ощутить на своей шкуре первобытную ярость мусульман.
Конница при сшибках всегда стремиться разогнаться, чтобы приобрести инерцию и дополнительную остойчивость. Иначе с ходу сомнут. А когда две группы всадников летят друг на друга галопом и ветер свистит в ушах, то сто метров исчезают на счет три. Все решают секунды.
Так что, когда казаки рванули из-за спины свои ружья, расстояние уже было пригодным для мушкетной стрельбы. Громоздкие пики, хотя и были прикреплены на ремне к седлу и пропущены петлей под локоть левой руки, все же нам изрядно мешали стрелять. Но к нашей радости, мы на долю мгновения опередили османов. Оружие словно само к плечам прильнуло.
Ружья с грохотом выплюнули огонь и дым и мы помчались дальше. Пороховое зловонное облако тут же осталось позади.
Против нашего десятка у противников было всего четыре мушкета. Но стрельба на всем скаку была очень неточной.
Когда сидишь на спине лошади — все качается, как будто ты попал в шторм на утлой лодочке, ты заваливаешься назад и вперед, все трясется. Прицельная стрельба невозможна. Ты повинуешься инстинктам, действуешь по наитию. Поднял дуло и моментально разрядил оружие. Теоретически надо стрелять когда либо все четыре копыта лошади находятся в воздухе, либо — на земле. Но в итоге получается как придется.
Особенно неудобно было мне со своей длинноствольной винтовкой. Если бы мы заметили врагов метров с пятисот, тогда конечно, я бы спешился, использовал луку седла в качестве упора и точно поразил цель. А потом еще пару раз. Но в данном случае, на столь коротком расстоянии, винтовка была хуже кавалерийского мушкета, так как кончик длинного дула так и ходил ходуном.