За стеной послышался приглушённый стук, треск, потом что-то с грохотом упало. Алишек вздрогнул и открыл глаза. В голубом полумраке слабо мерцали глаза зверя, да едва угадывался курносый профиль девушки. Зверь негромко заворчал, девушка вздохнула.
- Я всё равно тебя не понимаю, чих, - сказала она, словно бы и с сожалением, как будто и впрямь отвечала зверю.
Пёс снова заворчал, громче, и тогда заскрипела дверь. В комнату, пятясь, протиснулся старший, заволакивая охапку почерневших досок, за ним втащил небольшое бревно младший. Доски загрохотали по полу, а старший, стряхнув снег с парки, вдруг раскрыл ладонь, и на ней заплясало самое настоящее живое пламя – крохотный оранжевый костерок. Младший, деловито сопя, струганул блескучим ножом несколько длинных щеп с промороженной сырой доски.
- Не будет гореть, - недовольно заявил он. – Сырое всё. Сейчас лёд отойдёт, и только дымить будет, да и то - вряд ли.
Было похоже, что он продолжал спор, начатый ещё снаружи.
- Предоставь это мне, - непонятно отозвался старший и обернулся к Алишеку. – Малец, мы там дровник твой порушили, уж не сердись.
Алишек не знал, что и сказать. С одной стороны – дровник строил батька, но батьки больше не было. С другой – зачем зимой нужен дровник без дров? Так и не подобрав слова, он молча смотрел из-за лохматой спины зверя, как младший сноровисто заправил дровами печь, а старший поднёс свой костерок к её закопчённому зеву. Как раскалилось, побелело пламя, прежде чем перепрыгнуть с ладони на уложенные в печи дрова. И занялось, загудело внутри, словно плеснули туда ядрёным мужицким пойлом.
Потянуло теплом. Странный зверь отстранился, повернул огромную, с половину всего Алишека, голову к старшему и заворчал переливисто и низко. Девушка заулыбалась, принялась стаскивать парку.
- Мне бы посудину какую, малыш? – обратилась она к мальчику.
- Там, - просипел он, вытянув ладонь из уютного тепла звериной шкуры, и указал за печку.
Всё, что осталось, было свалено в углу жалкой немытой кучкой.
- Давай-ка знакомиться, малой, - проворчал младший из нечаянных гостей. – Я – Моран. Это, - он ткнул пальцем в сторону девушки, - сестра моя, Селмит, а это – Иро.
- А зверя зовут Чих, но ты его не бойся, - закончил Иро, трепанув того за загривок.
Зверь беззвучно зевнул, разинув страшную пасть и отошёл от Алишека, клацая когтями по полу. Мальчик переводил соловеющий взгляд с одного пришельца на другого. Суровый парнишка Моран возился с мешками, которые умудрился пропихнуть в комнату прямо на слизах. Зверь растянулся на полу у стены. Высокий Иро пытался подцепить за низкую притолоку пузатую лампу-коптелку, которую достал ему Моран. В ней ровно горел непривычно голубой огонёк. Селмит хлопотала возле печи. Яркое пламя бросало красные отсветы на её волосы, казалось, что и они пылают жарким огнём.
Алишек, которого неумолимо тянуло в сон, вяло подумал, что должен бы удивиться такому явному чуду – чужаки, хозяйничавшие в его доме, не только не вышвырнули хозяина на мороз, но ещё и согрели, да только сил на раздумья у него уже не было. Куйка осторожно подкралась и обнюхала ему лицо, смешно дёргая пуговкой носа и поблёскивая чёрными бусинками глаз, а потом скользнула на колени и свернулась колечком, прикрыв мордочку пушистым хвостом. Алишек зевнул, привалился спиной к стылой стене и закрыл глаза.
- Покормить бы его.
Селмит растерянно стояла над скорчившимся мальчишкой с плошкой в руке.
- Проснётся утром, да и поест. Всё равно помрёт, как уйдём, - проворчал Моран.
- Как это – помрёт? Мы что, его здесь оставим? – спросил Иро, с недоумением уставившись на Селмит.
Она вздохнула. Присела на край слиз рядом с Мораном. Оставлять мальчика было нельзя, но в жестоком равнодушии Морана была и своя правда. У них мало еды и мало времени. Мальчишка будет их тормозить, и ему тоже нужно есть. Она посмотрела на Иро. Он перестал жевать и ждал ответа, не сводя с неё глаз. Добрый, прекрасный, несмотря на обветренную кожу лица, Бог Лета. Наивный и щедрый. Такой неуместный здесь, в царстве жестокой Зимы.