– Что? Кто это? – просипел сонный Моран, вылезая из своего уголка за печью.
Снег на крыше подтаял днём и смёрзся снова, но смазанная жиром бурлога, дверь подалась легко и бесшумно, откидываясь в сторону. Селмит высунулась в проём по пояс, силясь разглядеть зверя, однако мешал длинный скат крыши. Небо было ясным, звёзды мерцали в морозном воздухе, и обе маленькие луны светили достаточно ярко, чтобы разглядеть цепочку глубоких следов, ведущих к дому. Возня у двери затихла, и зверь вышел на свет. Таких Селмит никогда не видела. И не слышала о ком-либо подобном. Длиннолапое мохнатое чудовище с горящими глазами осмысленно уставилось наверх, прямо на неё, и жалобно взвыло. Со спины зверя свешивался человек. С непокрытой головой и без рукавиц.
Селми захлопнула дверь и съехала вниз по лестнице, натолкнувшись внизу на брата. В нижней рубахе и с самострелом в руках он выглядел странно.
– Не стреляй, – кинула она на бегу, и распахнула дверь, выставив перед собой рогатину. В плечо вцепилась, шипя, храбрая Куйка.
Зверь шагнул через порог, вместе с холодом ночи. Селмит попятилась, пропуская его внутрь дома.
– Закрой дверь, – не оборачиваясь прошипела она брату.
Моран проскользнул мимо тёмного лохматого бока, а вернувшись застыл с самострелом позади зверя.
Чудовище заворчало и присело на задние лапы. Человек скатился с его спины и безжизненно повалился на пол с глухим стуком. Зверь заскулил, не сводя с Селмит умоляющих жёлтых глаз.
Девушка осторожно обошла зверя, всё так же выставив рогатину перед собой, и наклонилась к незнакомцу. Обмороженная щека, руки, наверняка – и ноги, в тонких сапогах, не слишком её напугали. А вот большая, налившаяся фиолетом шишка на лбу, бегающие под полуприкрытыми веками глаза и сбивчивое дыхание – это было серьёзно.
– Моран! Воду поставь! Только давай уложим его сначала... – Селмит взялась за плечи незнакомца. Моран, оставив самострел, подхватил его за ноги.
Зверь, тихо поскуливая, попятился в угол и улёгся там, выкусывая лёд между пальцев лап. Куйка, грозно шипя и дыбя шёрстку, ходила взад-вперёд между ним и лежаком Селмит, на котором сейчас раздевали незнакомца.
Парень был не многим старше Селмит и оказался красив, как Бог Лета. Даже уродливый шишак, багрово-фиолетовым валиком вспухший на высоком лбу, не портил впечатления. А ещё – он был южанином! Ровный загар покрывал его лицо, руки и торс, и только ноги оставались бледными. Иней на темных волосах растаял, и они, стянутые в хвост сползшей чёрной ленточкой, влажной волной лежали на подушке. Подбородок украшала чёрная щетина, под глазами залегли глубокие тени.
Селмит заварила нужные травы в четырёх чашах, и вернулась к таинственному гостю. Тело незнакомца медленно впитывало тепло дома, согреваясь. Его начало трясти. Моран, без подсказки, принёс шкуру барлога и накинул её на парня. Потом они аккуратно и старательно оборачивали полосками ткани, вымоченной в заговорённом Селмит настое его кисти и ступни, вливали с ложки другой настой ему в рот, растирали тело третьим... Зверь не сводил с них настороженных глаз.
Когда всё было закончено Селмит прогнала брата спать, а сама осталась возле незнакомца, устроившись в глубоком кресле отца (и деда). Наверное, она задремала, потому что не услышала, как зверь подошёл к лежанке. Он ткнулся носом в лицо незнакомцу и протяжно вздохнул, а потом вытянулся на полу, рядом с лежанкой, положив на неё свою огромную тёмно-серую башку. Куйка спрыгнула с колен Селмит и осторожно коснулась носа зверя тоненькой белой лапкой. Тот скосил на неё глаза и тихонько чихнул. Куйку сдуло, словно ветром, обратно под защиту хозяйки.
Иро бредил.
Он снова был десятилетним мальчишкой, провожавшим глазами, полными слез, четвёрку загадочных путников, исчезавших в белой поземке Северных равнин Ариса, его родного мира.