– Он не животное. Он Пёс, мой друг. Такой же умный, как ты или я.
Моран поднял бровь, покосившись на чужака:
– Не слишком ты был умён, отправляясь в дорогу так плохо одетым, и без оружия.
Селмит покраснела от стыда и бросила на брата уничтожающий взгляд.
– Не сердись, Иро. Мой брат – охотник. О том, как следует одеваться и вооружаться он знает не понаслышке. Его учил наш отец...
– Я сбросил всё что успел в реке, иначе утонул бы... Спасибо вам обоим, за то, что не дали пропасть.
– Пса своего благодари, это ведь он тебя принёс, – проворчал пристыженный Моран.
– Вы не волнуйтесь, я завтра-послезавтра оклемаюсь, и мы пойдём вверх по течению искать Врата.
Моран хмыкнул. Пес заворчал. Селмит терпеливо улыбнулась.
– Наверное не так скоро, Иро. Ты не умер, но до выздоровления пока далеко. Да и не пройдёте вы вверх по течению далеко, пока река не встанет. И потом не пройдёте. Зима не позволит. Под самую весну, когда вернётся солнце, только тогда и можно...
Моран серьёзно кивнул, подтверждая её слова. Пёс и чужак переглянулись. Зверь заворчал. Переливчато, с рычанием и подвываниями. Иро помрачнел.
– Чих говорит, что за вашим лесом частокол обледеневших скал, а река несётся в глубоком ущелье, это верно?
– Да. Зубы смерти. Так называется это место. Дальше люди не живут. И не ходят, даже самые отчаянные.
– И сколько же длятся ваши зимы?
Селмит вздохнула. Подошла к растерянному чужаку, и ответила, вынимая миску из его рук:
– Первая Зима будет вьюжить сто-сто двадцать дней, пока солнце почти перестанет подниматься. Потом начнётся Зима. Она в два раза длиннее.
– Ты шутишь? – потрясённо воскликнул Иро. – Нам что, целый год ждать пока замёрзнет река? Ну нет, мы попробуем выбраться раньше!
Девушка пожала плечами. Моран хмыкнул. Куйка возбуждённо пищала прямо в морду встревоженному зверю.
Иро засобирался в путь, едва ему стало немного получше. Больше не кружилась, до тошноты, голова, и не саднила кожа рук и ступней. Тряпицы с тёмно-зелёной мазью уступили место вонючему прозрачному жиру, в кончики пальцев вернулась чувствительность. Девушка знала, что делала, и Иро не сопротивлялся, жалея о том, что сам даром целительства не обладал.
Солнце висело низко, тепла от него не ощущалось совсем. Непривычная, но тёплая и удивительно лёгкая одежда, которую Селмит и Моран, переглядываясь и вздыхая, отдали Иро, была ему почти впору. Он оглянулся возле ограды – девушка стояла возле домишки, прижимая к себе насупившегося брата.
– Мы вернёмся! – крикнул Иро и больше уже не оглядывался, хлопая деревяшками топов по следам Чиха, убежавшего вперед.
До скал, которые Селмит называла Зубами смерти они добрались ещё засветло. Сухой рыхлый снег подсыпал их основания неровными горками, а дальше вверх торчали острые пики разной высоты. Зазубренные, не имеющие проходов между собой. По обе стороны от реки, с шумом несущей тёмные воды в глубоком ущелье.
Ночевали под корнями дом-дерева. Моран рассказал, как его найти в лесу. Странное, высокое, задирающее короткие голые ветви к небу и стоящее на корнях, шалашом выпирающих из земли, дом-дерево хранило в яме под корнями пятачок незастывшей земли, укрытой прелыми листьями. Иро расчистил середину, и развёл костёр, осадив пламя. Дым просачивался в щели между корней наверху «шалаша». Выдохшийся за день Чих немедленно засопел, а он никак не мог заснуть, осаждаемый горькими мыслями.
Когда он, в ярости, развалил словом Земли один из ближайших зубцов, в надежде пробить дорогу, и увидел за ним ряды следующих, словно ухмылялась чья-то ощеренная пасть, Иро сдался. Впервые в жизни. Он осел прямо в снег, дрожа от бессилия, холода и отчаяния. Тёплое дыхание Пса коснулось лица:
– Нужно возвращаться. Мы здесь не пройдём. А река тащила нас долго...
Иро устало брёл на овальных, слегка загнутых вперёд и назад деревянных плашках. Рядом тяжело дышал Чих, проваливаясь в снежную крупу по грудь. Впереди, за чёрными иглами спутанных ветвей, поднимался в низкое небо дым. Пристыженные и разочарованные, усталые и замёрзшие, они возвращались к дому Селмит.