Глава 2
День рождения отмечали в дорогом ресторане. Пришли немногочисленные гости: бабушка и дедушка со стороны матери, пара коллег отца и несколько друзей дома. Ровесников за столом не было.
– Ты прости, малыш, – сказал Мире отец. – Но твоим подружкам будет неинтересно в нашем обществе. А не позвать этих людей мы не можем – слишком важный повод твое совершеннолетие.
Мира, как обычно, не возражала. Накануне они с Ясей и ее новым кавалером, Ваней, зашли в кофейню неподалеку от универа и всей компанией выпили кофе за Мирино здоровье, закусив отличными пирожными.
На следующий день в ресторане гости говорили тосты, желали Мире всяческого благополучия, крепкого здоровья и отличной учебы, славили Георгия Петровича как образцового отца и мужа. Мира сидела рядом с матерью в новом потрясающем платье ручной работы, скромно потупив очи. Она думала о том, что месяц ожидания почти позади, через два дня утром они все вместе поедут в порт и по новеньким ступенькам взойдут на борт корабля. К новой, счастливой жизни…
Назавтра отец вернулся с работы позже обычного. На нем не было лица.
– Катастрофа, – проговорил он с порога и сунул портфель в руки Инны Валентиновны.
– Что такое? – заволновалась та.
Она работала в клинике вместе с мужем, была его помощницей и правой рукой и пришла домой лишь немногим раньше.
– Фролова, будь она неладна. – Георгий Петрович устало опустился на банкетку и стал не спеша снимать начищенные до блеска ботинки. – Представляешь! Схватки у нее начались.
– Как начались? Когда? – Мать удивленно всплеснула руками. – Я уходила, с ней все было в порядке.
– Было, да сплыло. – Георгий Петрович нервно усмехнулся. – Ты ушла, а у нее истерика. Сорок минут крутились с ней, вертелись. Вроде сумели остановить. Рано ей рожать! Семь месяцев только. Надо как-то сохранять, иначе ее муж нас со свету сживет.
Мира много раз слышала фамилию Фролова. Это была одна из вип-клиенток отца, жена банкира, сорокалетняя дама, которая лет пятнадцать тщетно пыталась забеременеть, прошла через несколько неудачных попыток эко, и вот, наконец, ей повезло. Почти с первого дня беременности она лежала в клинике на сохранении, муж платил за нее бешеные бабки. Все было не гладко, отец возился с ней, иногда оставался ночами, но все-таки беременность успешно развивалась. И вот теперь такое…
– Ужасно, дорогой. – Мать подошла к отцу и села рядом. – Как теперь быть? Мы же послезавтра уезжаем.
– Какое, к черту, уезжаем? – взорвался Георгий Петрович. – Ты думаешь, я могу оставить эту фифу? Как бы не так. Мы оба, и ты, и я, остаемся в Москве и будем плясать перед ней лезгинку. Мы обязаны, черт возьми, дотянуть ее хотя бы до восьми месяцев! Иначе клинике капут. Не забывай, Фролов – главный спонсор уже много лет. Без него нам будет непросто.
– Да, но как же поездка? – робко спросила мать.
Мира застыла на пороге комнаты, с ужасом глядя на родителей.
– Не знаю, как быть с поездкой. – Георгий Петрович наконец снял ботинок с правой ноги. – Нужно хорошенько подумать. Деньги, пожалуй, можно вернуть, правда, с потерями. Ну да бог с ним.
– Вернуть деньги? – не выдержала Мира. – Папа!!! Мы не поедем?
Отец посмотрел на нее ласково и устало.
– Прости, малыш. Не я виноват в этом, а младенец, который захотел появиться на свет раньше положенного срока.
– Но я же… мы… ты ведь обещал! – Из глаз Миры хлынули слезы.
Мать подошла и ласково обняла ее.
– Не плачь, солнышко. Ну что поделать. Такая у нас профессия. У врачей не бывает выходных и отпуска. Еще сплаваем в круиз.
– Сплаваем? – Мира рванулась из ее рук. – Когда это будет? А я хотела сейчас! Я… я… я одна поеду! Отпустите меня!
– Да ты в своем уме? – засмеялась мать. – Одна и по городу-то не ездишь, только в институт и обратно. Папа везде тебя на машине возит. Нет, даже не думай!
Отец тем временем снял другой ботинок, надел тапочки и встал.
– А это мысль, – проговорил он, впрочем, не слишком уверенно.
– Какая еще мысль? – тут же набросилась на него мать. – Ты хочешь, чтобы она одна уехала на две недели? Да мы… я тут с ума сойду.
– Погоди, Инна. – Георгий Петрович мягко отстранил жену и зашел в гостиную.
Мира тут же вбежала следом и села рядом с отцом на диван. Она ничего больше не говорила, лишь смотрела на него молча и с мольбой.