Вот на этом месте я и смолкла. Зато заговорила Наташка. Да так, что я невольно зажала руками уши. Зачем мне лишний раз напоминать, что в квитанции указан мой адрес?
– Может, твой кошелек перед посторонними лицами останется не рассекреченным? Возьмет продавщица деньги за дрель, а остальные дорогие мелочи вышлет тебе по почте наложенным платежом? Я бы на ее месте выслала. Непорядочно чужими кошельками разбрасываться. А можно бы пока и не высылать, пару дней подождать – вдруг мы опять объявимся?
– А мы объявимся?
– Ну… смотря что тебе дороже – жизнь или кошелек.
– Не стоит даже обсуждать. Еще полчасика подождем и махнем дальше – к Тонику, а там видно будет.
– И что ты надеешься увидеть? В том числе и моими глазами.
Мне не хотелось делиться с Наташкой своими пугающими предположениями. И я отговорилась тем, что мы с ней вполне можем сдать конверт в милицию на обратном пути. А кто докажет, что мы наткнулись на этого «подкидыша» не далее как за три минуты до принятия такого решения?
Менее чем через час, сверившись с заранее нарисованной Натальей картой маршрута, мы свернули направо. Тоник детально обрисовала дорогу, в том числе три первые после съезда глубокие канавы, между которыми Наташка лавировала змейкой так, словно сдавала экзамены по вождению. Медленно и аккуратно.
– Возьми с моих коленок «путеводитель». Будешь предупреждать о дальнейших препятствиях на дороге. Читай, что дальше мною отмечено?
Я торопливо угукнула, схватила листок и принялась отмечать этапы большого пути по бездорожью: «Триста метров – мелочь, то ямки, то канавки, после накренившегося столба первый поворот налево…»
– Все ясно, нам туда не надо. Проехали! Ищи гранитный указатель. Уже не ищи… Вон он торчит. Интересно, откуда тут гранит? Неужели поблизости мастерская по изготовлению памятников? Кто-то украл полуфабрикат, но надорвался и бросил, вот он и стоит памятником несбывшейся надежде. Правильно. Здоровье дороже. Теперь сворачиваем. Интересно, куда?
– Кажется, прямо… – не совсем уверенно пояснила я. – Только там какие-то «бяки» отмечены. По плану у тебя никакого уклонизма в стороны не предусмотрено.
– Дай сюда.
Наташка остановилась и уткнулась в свою схему движения, очень напоминающую рисунки маленьких детей.
– Прямо – Шебякино. Просто название полностью не прописалось – ручка тормозила. Сразу за гранитным валуном должен быть поворот.
– Наверное, у тебя ручка опять отказала.
– Это тебе соображение с воображением отказало! – обрадовалась Наташка. – Ручка и вправду дурила, видишь, недалеко от камня пометку – «по 150»? Буква «в» с точкой не прописались. Расшифровываю: «пов., то есть поворот через 150 метров». Интересно, Тоник здесь с рулеткой ползала или шагами отмеряла?
Наташка проехала положенные метры и осторожно съехала вниз. Я сразу поняла, где именно был эпицентр ночного грозового ливня – лесная дорога выглядела слишком разухабисто.
– Жаль, что на колеса машине нельзя надеть галоши, – закручинилась подруга. – На фига, спрашивается, я ее вчера намывала?
– Если бы знать заранее… – посочувствовала я. – Единственный положительный момент – на подкрылках земли привезешь. Вдруг у Тоника своей мало? А можем себе оставить. Главное, с ней не застрять в этой тьму-таракани. Лично мне непонятна радость Тоника от полученного наследства. Полдня добираться до места. А мы вообще сутки в пути. Да еще по такой дороге.
– Тоник сказала, что она самая короткая. Правда, длинной пока вообще нет, только в проекте. Некому строить. Зато здесь хорошая экологическая обстановка.
– Еще бы! Мусорить некому. Какой дурак рискнет обзаводиться здесь фазендой?
– Но ведь находились люди! Тетушка Тоника перед своей кончиной хотела дом кому-то продать. И продала бы, да Джин-Тоник взъерепенилась. О, смотри-ка! Впереди просвет.
Выехав из леса, мы невольно ахнули. Я сразу взяла свои слова обратно. Ну, те самые… Насчет дураков. Мы остановились, вылезли из машины и вытаращились на сказочное зрелище. Дорога уходила вперед прямо вдоль пологого берега большого озера, сверкавшего на солнце многочисленными серебряными блестками. Редкие березы выглядели раскудрявыми красавицами. Да и сам зеленый берег походил на хорошо ухоженный газон. Травка густая, мягкая, коротенькая. Словно только что из салона-парикмахерской. У самой кромки воды виднелась уходящая вдаль ленточка белого песка. Противоположный берег озера охранялся лесом. Издали казалось, что он подступает прямо к воде. На правом, утопающем в зелени садов берегу, виднелись крыши домов.
– Ну Тоник! – возмущенно всплеснула руками Наташка. – Взахлеб болтала о своей хижине, но про озеро даже не заикнулась! Вернее, только заикнулась, есть, мол, где освежиться. Я думала, это она про летний душ. Из лейки. Представляешь, как замечательно здесь жить? На пенсии. Подожди, не представляй. Давай сначала до Джин-Тоника доберемся. Там и обсудим ее светлое будущее.
Солнечные блики от воды слепили глаза, и Наташка, время от времени поглядывавшая на водную гладь, нацепила темные очки, но вскоре с раздражением их сняла. Озеро постепенно отгородилось от дороги значительным количеством деревьев и кустов. А вскоре на небольшом пригорке показались и первые дома. На заднем плане темнела полоса леса.
То, что дома утопали в зелени садов, являлось бесспорным, вот только вид у большинства был нежилой, да и сады казались слишком запущенными. Издалека они смотрелись лучше, чем вблизи. Слух не улавливал знакомого стука молотков, визга пил, дрелей и прочих звуков начавшегося возрождения деревни. Судя по тишине, возрождение здесь шло отнюдь не активно.
Фазенду Джин-Тоника мы нечаянно проехали. Слишком усердно отсчитывали третий дом с края. Развалюхи и сараюшки в счет не шли. А тут еще белый свет сошелся клином на красивом недостроенном коттедже с отделанным крупной речной галькой фундаментом. Мы почему-то решили, что нам туда. Уж очень он нам понравился.
Побегав по совершенно безлюдному участку, успели только отметить преимущество строительства в глуши – некому воровать приобретенные стройматериалы. Но наша появившаяся на дороге дачница мигом оборвала умные мысли своими заверениями, что ее участок ничуть не хуже этого, Потаповского, тем более что он недавно сел за воровство на длительный срок, а потому в гости никого не приглашал – негде принять. В отличие от нее, Антонины, которая заждалась нас с утра. В голосе Тоника явно слышалась нервозность. Со всей очевидностью, наша девушка отличалась ревностью, она не допускала мысли о превосходстве соседних земельных наделов.
Джин-Тоник обитала в бытовке, собственными стараниями превращенной в райский уголок. Проведя в унаследованном доме, до того как пустила его на слом, ревизию остатков мебельной рухляди, кое-что выбрала и с помощью техники декупажа подарила ей вторую жизнь. Стены бытовки украшали полки и полочки (не иначе как останки старинного шкафчика), на которых красовались неузнаваемые, потому что эффектно задекупажированные, банки из-под кофе, необычной формы бутылки и, как мы с Наташкой подозревали, старые, но совершенно новые тарелки, на которых в зеленом разнотравье пышно «цвели» салфеточные маки. Следующим этапом хозяйственной деятельности Тоник намечала разобрать старые шмотки и освоить лоскутную технику.
Дома, как такового, вообще не было. Хотя хозяйка расписывала его нам во всех красках. Зато имелся фундамент, на котором ему надлежало обрести материальность. Деньги, вырученные от продажи квартиры покойной матери, позволяли это сделать, тем более что цены на квартиры в центре столицы были сумасшедшие. Тоник о продаже не жалела, ее вполне устраивала собственная малогабаритная «двушка», кроме того, в запасе имелись завещанные ей комната тети и квартира отца. Дочь очень беспокоилась за его здоровье но, кажется, зря. Георгий Матвеевич, похоже, собирался жить вечно. В свои шестьдесят восемь лет запросто скручивался в бараний рог, играл в футбол и, неусыпно веря в реинкарнацию, не засорял родники души грешными мыслями. Именно чистота помыслов и постоянное стремление к совершенству, как пояснила Тоник, в свое время заставили его отказаться от семейной жизни и заняться исключительно самосовершенствованием. Мама Тоника считала его безответственным негодяем и дураком. Растить девочку на одну ее зарплату было тяжело и, не стремясь к совершенству, Екатерина Семеновна, в отличие от мужа, позволяла своим грешным мыслям разгуляться по полной программе, воплощая их в оскорбительные для него слова. Женщину откровенно беспокоили планы Георгия Матвеевича реинкарнироваться в новой ипостаси. Перед своей кончиной она всерьез беспокоилась, что одержимый супруг, и вправду, возродится в каком-нибудь младенце, а следом исхитрится сесть на шею собственной дочери, появившись в ее семье естественным путем, и таким образом окончательно испортит ей жизнь. Именно поэтому настаивала на скорейшем замужестве Антонины и появлении внуков. Хотела, чтобы это произошло еще при жизни Георгия Матвеевича и, разумеется, под ее материнским контролем.